Ver thik, her ek kom!
читать дальшеУже в столице государства заехали в магазин, купили Данге европейскую одежду. В Москве — октябрь, одежда нужна теплая, ну да где ее взять, в Центральной-то Африке? «Ладно, как-нибудь» - гнал невеселые мысли Леша. Теперь супруга вполне прилично выглядела, и, кабы не обильный пирсинг чуть не по всему телу и затравленный взгляд — сошла бы за цивилизованную. Но и так ничего, на первое время, а там воспитаем, думалось Леше. Только теперь он заметил, как некулюже она ходит, какая странная у нее мимика, а еще она постоянно вертится, почесывается... В деревне это было незаметно, а здесь.
«Ну да назад дороги нет. Выхода нет» - тоскливо подумал Леша.
Первый казус случился на летном поле. До большого аэропорта Алексея с супругой собирались доставить на «кукурузнике» (в ту пору они вполне себе бодро летали). Леша спокойно шествовал в трапу, когда техники решили запустить пропеллер. Заработал двигатель, завертелись лопасти... Леша и сопровождающий его коллега (тот самый городской доктор) услышали только глухой звук. Обернувшись, увидели брошенный багаж и черную фигуру, стремглав несущуюся прочь от самолета.
На какую-то минуту Леша испытал облегчение. «Не полетит!» - пришла в голову радостная мысль. Но пыл тут же поостыл — ее все равно здесь никто не оставит. Выловят, и, в самом лучшем случае, отправят домой. И тут уж, как ни крути, а поездку придется отложить. В любом случае вот так, на летном поле, не оставят. И не взлетят, пока не разберутся.
Данга нашлась в лопухах, точнее, в африканской аналоге лопухов — каких-то диковинных крупнолистных зарослях местной флоры.
- Давай я отвезу тебя домой — малодушно предложил Леша - А потом, как нибудь, заберу.
- Но ведь туда, в твой дом, можно добраться только на … этом?
- Да. Причем, сначала мы пересядем в другой самолет, он еще больше, и еще страшнее.
- Я поеду с тобой. Я смелая. Я люблю тебя и не хочу домой!
«Надо думать — с вашими-то обычаями. Я бы тоже не согласился» - подумалось Алексею.
Подоспевший к месту происшествия пилот принялся рассказывать, что летать совсем не страшно, что самолет — он хороший, что вот он, например, уже двадцать лет летает, и ничего. И она, Данга, тоже доберется до места без приключений, только бояться не надо, и сидеть тихо-тихо, пока самолет летит (это он уже ради собственной безопасности и спокойствия, надо думать). Данга сдалась. Полет прошел без происшествий, и на большом лайнере — тоже. «Какой пилот молодец, все-таки — думал Леша — сидит вон тихо, а не то б трещала без умолку, что бы я с ней делал»
Летели долго, тяжело, часто садясь на дозаправку. Лайнер нес на борту какую-то советскую делегацию, которые и слыхом не слыхивали, что в самолете надо сидеть тихо-тихо. Пару раз попадали в «ямы», и тогда все, включая и самого Алексея, принимались визжать. Больше всех голосила какая-то пергидрольная, с безобразным макияжем толстая тетка. «Ее в подарок какому-нибудь вождю возили, наверное. Да вождь отказался и выгнал делегатов вон, не иначе. Ну а чем еще объяснить синтетическое платье и тонну штукатурки в плюс 40 по Цельсию?» - недоумевал Леша.
В Москву прилетели рано утром, после почти 40 часов изматывающей дороги. Леша хотел было позвонить маме, предупредить, да так и не нашел двухкопеечной монеты, а менять деньги было негде. Да и лень, если честно. На Дангу было страшно смотреть. Потухшие глаза, взлохмаченные волосы — устала, испугалась, да еще и холодно тут, в Москве-то. Чай, не Африка. А добытый из багажа и накинутый на плечи пиджак не грел — куда там. Около нуля, наверное. И ветер.
Звонок в дверь, радостная мама открывает...
- Леша! Сынок! А загорел, А возмужал!
- Мам, знакомься, это моя жена, Данга.
- Что??? Кто?? Но как??? Леша!!!
- Мам... Я сейчас посплю, а потом все тебе объясню.
- Нет уж! Изволь сначала объясниться!
- Мам... Не могу. Вот честное слово...
- Да как ты мог! Да ты! Да я! Да на порог не пущу!
- Мам... Хочешь, я заплачУ тебе за постой, а потом мы уйдем... Вот ей-богу, сейчас просто некуда, а я с ног валюсь...
- Ты??? Мне??? Заплатишь??? Мне??? Да ты! Да как ты можешь!
- Ну тогда успокойся, а после поговорим.
- Так. Ты проходи, а твоя эта... Никуда не пойдет!
- Мам... Она моя жена. Официальная. Даже если я и оставлю ее на улице, ее все равно приведет участковый. И вот тут начнутся настоящие проблемы. И вообще — что за расизм? Ты интеллигентная женщина, советский врач, как ты можешь?
Лешина мама заплакала. Она больше двух лет не видела сына, более того — с ним и связи-то толком не было, пару раз приходили телеграммы, но и только. Лешенька — сын единственный, нежно любимый, заботливо выращенный мамой и папой, пошел, умница такая, по стопам родителей, на врача выучился. Соскучилась-то как! Но и эта, что с ним приехала, никаких восторгов не вызывала. Нет, она, Нина Павловна, не расистка, конечно. Но, по большому счету, вернись он из командировки, скажем, из Сибири и привези оттуда русскую жену, да хоть какую раскрасавицу — было бы так же мерзко. А познакомить с мамой? А поговорить? Пообщаться? А какие родители? (впрочем, какие у ЭТОЙ могут быть родители! Боже, боже, Лешенька, сыночка, что же ты наделал!)
Вдоволь напившись валокордину, Нина Павловна заглянула к сыну в комнату. Ее мальчик уснул, не раздевшись, прямо поверх покрывала. «Устал, бедняга» - посокрушалась мама. Тут же, рядом, тоже в одежде, лежала новоиспеченная невестка и тоже крепко спала. «Инородное тело — вспомнился вдруг термин из курса общей хирургии — Зараза африканская, прицепилась к моему мальчику! Впрочем, чего это я? А вдруг он ее любит? А вдруг спас ее от каких-нибудь колонистов, из рабства, да и женился — с него станется, комсомолец же весь из себя, пробы ставить негде. Пусть поспит, проснется — поговорим, авось, не так страшен черт...»
К пробуждению «молодых» Нина Павловна изжарила курицу, испекла любимый сыном яблочный пирог и почти отрепетировала улыбку. Улыбка выходила кривая и какая-то кислая, ну да лиха беда начало. «Я же интеллигентная женщина, врач, коммунистка, чего это я, собственно? Что на африканке женился? И что с того? Ну не по-человечески, да, обидно, конечно. Но что уж теперь. Нет, надо как-то себя перебороть, что-то с этим предубеждением сделать, она же иностранная гражданка, к нам и ГБ сейчас начнет приглядываться, а я с такими настроениями... нет, нельзя так. Но как же тяжело, господи! Как же тяжело!»
Проснувшийся Леша порадовался произошедшей с мамой метаморфозе, сладко потянулся и пошел в душ. Плескался долго и с наслаждением — это не в мутной африканской речке наспех мыться, выкидывая из пригоршней насекомых. Это настоящий душ! Вода чистая, хлорированная и нужной температуры, фаянс, заботливо отмытый мамой и никаких червяков. Хорошо! Знал бы, вымылся бы наспех, но откуда ж было...
Растираясь полотенцем и млея, Леша направился на кухню. А там... Перепуганная, бледная мама, вжавшаяся в угол, и практически голая, в каких-то лоскутках, Данга, совершающая дикие телодвижения. В лоскутах то и дело мелькала голая задница, Данга прыгала, приседала, махала руками и выла что-то жуткое и невразумительное.
- Перестаньте — шептала еле живая мама — Немедленно перестаньте! - на крик, а уж там паче, на более решительные действия у бедной родительницы, видимо, не было сил.
Леша схватил благоверную в охапку и вытолкал в коридор. Потом, схватив за руку, уволок в комнату и захлопнул дверь.
= С ума сошла? Черт тебя дери, мы не в Африке! Ты что творишь?
- Но я же сказала тебе, что хочу станцевать твоей маме, помнишь? А ты сказал — станцуешь.
- Черт, Данга, я был занят и мне было не до того! Не надо ничего танцевать! Да и вообще — с сегодняшнего дня слушай, пожалуйста, меня, и делай, как я говорю, договорились?
- Но а как же...
- А не будешь слушаться — отправлю домой! И плевать мне, что там с тобой будет, ясно? - сорвался Леша на крик. - Тебе нужна нормальная одежда, еще надо учить русский язык, и не спорь, нет, не знаешь, та пара десятков слов не в счет! Еще. Раз. Повторяю. Слушайся. Меня. Во всем. И не трогай, пожалуйста, мою маму!
- А танец?
- К черту! К черту танец, не смей, слышишь — не смей!
- Почему?
- Черт... Да потому что Дарвин был прав!
- А? Что? Кто?
- Да никто. - Леша взял себя в руки - Просто у нас такой танец не принят и мама испугалась. Не танцуй его больше, пожалуйста. И никакие не танцуй. И вообще, сиди в комнате, не ходи без лишней надобности по квартире, когда мама дома. Не попадайся ей на глаза лишний раз, хорошо? Она привыкнет к тебе,обязательно привыкнет, вы подружитесь, но дай ей время, ладно? Ну вот и умница.
День предстоял тяжелый. В институт, к научному руководителю, после — по магазинам. Благоверную-то одеть надо, и максимально пристойно, причем. Что не так-то просто, а тратиться на фарцовщиков Леша пока морально не был готов. К участковому, в посольство (вид на жительство, или как там оно называется), прописка, документы... В вечернюю школу еще записать, как это — необразованный человек в СССР, небывалая вещь совершенно.
Вечером, уставший и груженый сумками, Алексей медленно брел к подъезду. На лавочке, натянув какую-то змеино-слащавую улыбочку, сидела старшая по подъезду, завкафедрой генетики на пенсии.
- Лееешенька! - завела бабулька приторным до противности голосом. - Вернулся, наконец, путешественничек наш! Как съездил?
- Да нормально, вроде. Устал только, а так — долго рассказывать.
- А что это за обезьянку ты с собой привез? Какого биологического вида? Что-то не признаю никак
- Это вы о ком? О Данге? Да как вы смеете? А еще коммунистка! Да я вас
- Что, ну что ты меня? Пуганая уже, и не такими вот сопляками, навроде тебя, так что угомонись . Я же генетик, Лешенька, али забыл? Так что не боюсь я тебя, касатик, не боюсь, ни капельки. А коль не обезьянка — так унитазом ее пользоваться, что ли, научи. А то весь день сегодня вон в те кусты бегала. Живот, что ли, скрутило? Нажралась чего, или водичка непривычная?
Леша ринулся в подъезд. Черт! Да что ж такое-то? Как? Ну как он мог забыть? Кстати, а куда она до этих пор... Неужели терпела? Тоже мне, хорош врач, об элементарной физиологии не подумал! Но ведь как-то и в голову не пришло, что во второй половине 20го века, в канун 55й годовщины Великого Октября, кого-то надобно обучать таким вещам. Бедная, бедная Данга! Вырвали из привычной среды, привезли невесть куда, да и бросили. Впрочем, не очень-то и хотелось. Сама напросилась. И все же...
Обучение туалетной премудрости протекало без особых проблем, Данга быстро поняла, что и как. И все, в общем, было хорошо, пока не дошли до момента «смыть воду». Огромный чугунный бачок под потолком, цепочка с привинченной болванкой... При смыве бачок издавал звук, способный посрамить и Ниагару. Его-то Данга и испугалась. До натуральной истерики. Леша гонялся за благоверной по коридору, пытаясь успокоить. И в этот момент вернулась мама. Судя по всему, милая завкафедрой на пенсии рассказала про кустики и ей.
- Леша... Нам надо поговорить.
И тут все напряжение последних дней, вся накопившаяся за время экспедиции усталость вырвались злыми демонами наружу. Сил, чтобы сдерживаться, не осталось.
- Да пошла ты! - матом заорал доведенный до белого каления Алексей. - В гробу я вас всех видел! И тебя, и тебя тоже! Живите, как хотите! Нету меня! Все! Я ушел! Совсем!
- Леша!
- Отвяжись!
- Ты куда? А как же? Ты меня бросишь вместе с ней? Здесь? Но Леша
- Я сказал, пошла на! - теперь уже истерика случилась у него самого. Он схватил куртку, краем глаза заметил забившуюся в угол Дангу, испуганное лицо мамы, и выскочил в подъезд. «Пусть как хотят. Как хотят. Господи, как же я устал. Ничего не хочу. Ни-че-го»
В Лужниках было многолюдно. Вся Москва, казалось, собралась на стадионе — Летняя Олимпиада в Москве, это ли повод не гордиться Великой Советской Родиной? И даже бойкот проклятых капиталистов не омрачал радости — на то они и капиталисты. Ну да и пусть с ними. А ведь еще гости, спортсмены, делегации, молодежь — для спортивных школ было большой честью получить приглашение на Олимпиаду. А еще милиция, «Иван Иванычи» в штатском, да кого только не было.
Это семейство привлекало внимание многих. Даже несмотря на толчею и огромное количество самых разнообразных лиц, на них невозможно было не обращать внимания. Красивый загорелый блондин галантно вел под руку невероятно миловидную, изящную, плавно ступающую улыбчивую африканку. На красавице было надето ярко-красное платье, в ушах — огромные серьги, поверх платья — изящный палантин. Рядом шагала пожилая женщина с красивой высокой прической, в строгом костюме, и вела за руку курчавого смуглого мальчика детсадовского возраста. Счастливые, красивые, нарядно одетые — просто пасторальная картинка, а не семейство!
Наконец, удалось пробраться в сектор, зарезервированный для кафедры тропических болезней.
- Хорошааааа! - институтский друг, Виталька, завистливо покосился на чернокожую красавицу. - Эх, Леха, знал бы — сам бы в Африку рванул, а то понесло меня в хирургию, режу чертовы аппендициты с желчными пузырями — тоска! Ох и повезло же тебе, Леха, с супругой! Не то что моя — вона сидит, тьху, глаза бы не глядели.
«Зато тебе не пришлось ее к унитазу приучать» - чуть было не ляпнул Леха, да вовремя прикусил язык. А вслух сказал только
- Знал бы ты, чего это стоило. Если бы ты только знал...
«Ну да назад дороги нет. Выхода нет» - тоскливо подумал Леша.
Первый казус случился на летном поле. До большого аэропорта Алексея с супругой собирались доставить на «кукурузнике» (в ту пору они вполне себе бодро летали). Леша спокойно шествовал в трапу, когда техники решили запустить пропеллер. Заработал двигатель, завертелись лопасти... Леша и сопровождающий его коллега (тот самый городской доктор) услышали только глухой звук. Обернувшись, увидели брошенный багаж и черную фигуру, стремглав несущуюся прочь от самолета.
На какую-то минуту Леша испытал облегчение. «Не полетит!» - пришла в голову радостная мысль. Но пыл тут же поостыл — ее все равно здесь никто не оставит. Выловят, и, в самом лучшем случае, отправят домой. И тут уж, как ни крути, а поездку придется отложить. В любом случае вот так, на летном поле, не оставят. И не взлетят, пока не разберутся.
Данга нашлась в лопухах, точнее, в африканской аналоге лопухов — каких-то диковинных крупнолистных зарослях местной флоры.
- Давай я отвезу тебя домой — малодушно предложил Леша - А потом, как нибудь, заберу.
- Но ведь туда, в твой дом, можно добраться только на … этом?
- Да. Причем, сначала мы пересядем в другой самолет, он еще больше, и еще страшнее.
- Я поеду с тобой. Я смелая. Я люблю тебя и не хочу домой!
«Надо думать — с вашими-то обычаями. Я бы тоже не согласился» - подумалось Алексею.
Подоспевший к месту происшествия пилот принялся рассказывать, что летать совсем не страшно, что самолет — он хороший, что вот он, например, уже двадцать лет летает, и ничего. И она, Данга, тоже доберется до места без приключений, только бояться не надо, и сидеть тихо-тихо, пока самолет летит (это он уже ради собственной безопасности и спокойствия, надо думать). Данга сдалась. Полет прошел без происшествий, и на большом лайнере — тоже. «Какой пилот молодец, все-таки — думал Леша — сидит вон тихо, а не то б трещала без умолку, что бы я с ней делал»
Летели долго, тяжело, часто садясь на дозаправку. Лайнер нес на борту какую-то советскую делегацию, которые и слыхом не слыхивали, что в самолете надо сидеть тихо-тихо. Пару раз попадали в «ямы», и тогда все, включая и самого Алексея, принимались визжать. Больше всех голосила какая-то пергидрольная, с безобразным макияжем толстая тетка. «Ее в подарок какому-нибудь вождю возили, наверное. Да вождь отказался и выгнал делегатов вон, не иначе. Ну а чем еще объяснить синтетическое платье и тонну штукатурки в плюс 40 по Цельсию?» - недоумевал Леша.
В Москву прилетели рано утром, после почти 40 часов изматывающей дороги. Леша хотел было позвонить маме, предупредить, да так и не нашел двухкопеечной монеты, а менять деньги было негде. Да и лень, если честно. На Дангу было страшно смотреть. Потухшие глаза, взлохмаченные волосы — устала, испугалась, да еще и холодно тут, в Москве-то. Чай, не Африка. А добытый из багажа и накинутый на плечи пиджак не грел — куда там. Около нуля, наверное. И ветер.
Звонок в дверь, радостная мама открывает...
- Леша! Сынок! А загорел, А возмужал!
- Мам, знакомься, это моя жена, Данга.
- Что??? Кто?? Но как??? Леша!!!
- Мам... Я сейчас посплю, а потом все тебе объясню.
- Нет уж! Изволь сначала объясниться!
- Мам... Не могу. Вот честное слово...
- Да как ты мог! Да ты! Да я! Да на порог не пущу!
- Мам... Хочешь, я заплачУ тебе за постой, а потом мы уйдем... Вот ей-богу, сейчас просто некуда, а я с ног валюсь...
- Ты??? Мне??? Заплатишь??? Мне??? Да ты! Да как ты можешь!
- Ну тогда успокойся, а после поговорим.
- Так. Ты проходи, а твоя эта... Никуда не пойдет!
- Мам... Она моя жена. Официальная. Даже если я и оставлю ее на улице, ее все равно приведет участковый. И вот тут начнутся настоящие проблемы. И вообще — что за расизм? Ты интеллигентная женщина, советский врач, как ты можешь?
Лешина мама заплакала. Она больше двух лет не видела сына, более того — с ним и связи-то толком не было, пару раз приходили телеграммы, но и только. Лешенька — сын единственный, нежно любимый, заботливо выращенный мамой и папой, пошел, умница такая, по стопам родителей, на врача выучился. Соскучилась-то как! Но и эта, что с ним приехала, никаких восторгов не вызывала. Нет, она, Нина Павловна, не расистка, конечно. Но, по большому счету, вернись он из командировки, скажем, из Сибири и привези оттуда русскую жену, да хоть какую раскрасавицу — было бы так же мерзко. А познакомить с мамой? А поговорить? Пообщаться? А какие родители? (впрочем, какие у ЭТОЙ могут быть родители! Боже, боже, Лешенька, сыночка, что же ты наделал!)
Вдоволь напившись валокордину, Нина Павловна заглянула к сыну в комнату. Ее мальчик уснул, не раздевшись, прямо поверх покрывала. «Устал, бедняга» - посокрушалась мама. Тут же, рядом, тоже в одежде, лежала новоиспеченная невестка и тоже крепко спала. «Инородное тело — вспомнился вдруг термин из курса общей хирургии — Зараза африканская, прицепилась к моему мальчику! Впрочем, чего это я? А вдруг он ее любит? А вдруг спас ее от каких-нибудь колонистов, из рабства, да и женился — с него станется, комсомолец же весь из себя, пробы ставить негде. Пусть поспит, проснется — поговорим, авось, не так страшен черт...»
К пробуждению «молодых» Нина Павловна изжарила курицу, испекла любимый сыном яблочный пирог и почти отрепетировала улыбку. Улыбка выходила кривая и какая-то кислая, ну да лиха беда начало. «Я же интеллигентная женщина, врач, коммунистка, чего это я, собственно? Что на африканке женился? И что с того? Ну не по-человечески, да, обидно, конечно. Но что уж теперь. Нет, надо как-то себя перебороть, что-то с этим предубеждением сделать, она же иностранная гражданка, к нам и ГБ сейчас начнет приглядываться, а я с такими настроениями... нет, нельзя так. Но как же тяжело, господи! Как же тяжело!»
Проснувшийся Леша порадовался произошедшей с мамой метаморфозе, сладко потянулся и пошел в душ. Плескался долго и с наслаждением — это не в мутной африканской речке наспех мыться, выкидывая из пригоршней насекомых. Это настоящий душ! Вода чистая, хлорированная и нужной температуры, фаянс, заботливо отмытый мамой и никаких червяков. Хорошо! Знал бы, вымылся бы наспех, но откуда ж было...
Растираясь полотенцем и млея, Леша направился на кухню. А там... Перепуганная, бледная мама, вжавшаяся в угол, и практически голая, в каких-то лоскутках, Данга, совершающая дикие телодвижения. В лоскутах то и дело мелькала голая задница, Данга прыгала, приседала, махала руками и выла что-то жуткое и невразумительное.
- Перестаньте — шептала еле живая мама — Немедленно перестаньте! - на крик, а уж там паче, на более решительные действия у бедной родительницы, видимо, не было сил.
Леша схватил благоверную в охапку и вытолкал в коридор. Потом, схватив за руку, уволок в комнату и захлопнул дверь.
= С ума сошла? Черт тебя дери, мы не в Африке! Ты что творишь?
- Но я же сказала тебе, что хочу станцевать твоей маме, помнишь? А ты сказал — станцуешь.
- Черт, Данга, я был занят и мне было не до того! Не надо ничего танцевать! Да и вообще — с сегодняшнего дня слушай, пожалуйста, меня, и делай, как я говорю, договорились?
- Но а как же...
- А не будешь слушаться — отправлю домой! И плевать мне, что там с тобой будет, ясно? - сорвался Леша на крик. - Тебе нужна нормальная одежда, еще надо учить русский язык, и не спорь, нет, не знаешь, та пара десятков слов не в счет! Еще. Раз. Повторяю. Слушайся. Меня. Во всем. И не трогай, пожалуйста, мою маму!
- А танец?
- К черту! К черту танец, не смей, слышишь — не смей!
- Почему?
- Черт... Да потому что Дарвин был прав!
- А? Что? Кто?
- Да никто. - Леша взял себя в руки - Просто у нас такой танец не принят и мама испугалась. Не танцуй его больше, пожалуйста. И никакие не танцуй. И вообще, сиди в комнате, не ходи без лишней надобности по квартире, когда мама дома. Не попадайся ей на глаза лишний раз, хорошо? Она привыкнет к тебе,обязательно привыкнет, вы подружитесь, но дай ей время, ладно? Ну вот и умница.
День предстоял тяжелый. В институт, к научному руководителю, после — по магазинам. Благоверную-то одеть надо, и максимально пристойно, причем. Что не так-то просто, а тратиться на фарцовщиков Леша пока морально не был готов. К участковому, в посольство (вид на жительство, или как там оно называется), прописка, документы... В вечернюю школу еще записать, как это — необразованный человек в СССР, небывалая вещь совершенно.
Вечером, уставший и груженый сумками, Алексей медленно брел к подъезду. На лавочке, натянув какую-то змеино-слащавую улыбочку, сидела старшая по подъезду, завкафедрой генетики на пенсии.
- Лееешенька! - завела бабулька приторным до противности голосом. - Вернулся, наконец, путешественничек наш! Как съездил?
- Да нормально, вроде. Устал только, а так — долго рассказывать.
- А что это за обезьянку ты с собой привез? Какого биологического вида? Что-то не признаю никак
- Это вы о ком? О Данге? Да как вы смеете? А еще коммунистка! Да я вас
- Что, ну что ты меня? Пуганая уже, и не такими вот сопляками, навроде тебя, так что угомонись . Я же генетик, Лешенька, али забыл? Так что не боюсь я тебя, касатик, не боюсь, ни капельки. А коль не обезьянка — так унитазом ее пользоваться, что ли, научи. А то весь день сегодня вон в те кусты бегала. Живот, что ли, скрутило? Нажралась чего, или водичка непривычная?
Леша ринулся в подъезд. Черт! Да что ж такое-то? Как? Ну как он мог забыть? Кстати, а куда она до этих пор... Неужели терпела? Тоже мне, хорош врач, об элементарной физиологии не подумал! Но ведь как-то и в голову не пришло, что во второй половине 20го века, в канун 55й годовщины Великого Октября, кого-то надобно обучать таким вещам. Бедная, бедная Данга! Вырвали из привычной среды, привезли невесть куда, да и бросили. Впрочем, не очень-то и хотелось. Сама напросилась. И все же...
Обучение туалетной премудрости протекало без особых проблем, Данга быстро поняла, что и как. И все, в общем, было хорошо, пока не дошли до момента «смыть воду». Огромный чугунный бачок под потолком, цепочка с привинченной болванкой... При смыве бачок издавал звук, способный посрамить и Ниагару. Его-то Данга и испугалась. До натуральной истерики. Леша гонялся за благоверной по коридору, пытаясь успокоить. И в этот момент вернулась мама. Судя по всему, милая завкафедрой на пенсии рассказала про кустики и ей.
- Леша... Нам надо поговорить.
И тут все напряжение последних дней, вся накопившаяся за время экспедиции усталость вырвались злыми демонами наружу. Сил, чтобы сдерживаться, не осталось.
- Да пошла ты! - матом заорал доведенный до белого каления Алексей. - В гробу я вас всех видел! И тебя, и тебя тоже! Живите, как хотите! Нету меня! Все! Я ушел! Совсем!
- Леша!
- Отвяжись!
- Ты куда? А как же? Ты меня бросишь вместе с ней? Здесь? Но Леша
- Я сказал, пошла на! - теперь уже истерика случилась у него самого. Он схватил куртку, краем глаза заметил забившуюся в угол Дангу, испуганное лицо мамы, и выскочил в подъезд. «Пусть как хотят. Как хотят. Господи, как же я устал. Ничего не хочу. Ни-че-го»
В Лужниках было многолюдно. Вся Москва, казалось, собралась на стадионе — Летняя Олимпиада в Москве, это ли повод не гордиться Великой Советской Родиной? И даже бойкот проклятых капиталистов не омрачал радости — на то они и капиталисты. Ну да и пусть с ними. А ведь еще гости, спортсмены, делегации, молодежь — для спортивных школ было большой честью получить приглашение на Олимпиаду. А еще милиция, «Иван Иванычи» в штатском, да кого только не было.
Это семейство привлекало внимание многих. Даже несмотря на толчею и огромное количество самых разнообразных лиц, на них невозможно было не обращать внимания. Красивый загорелый блондин галантно вел под руку невероятно миловидную, изящную, плавно ступающую улыбчивую африканку. На красавице было надето ярко-красное платье, в ушах — огромные серьги, поверх платья — изящный палантин. Рядом шагала пожилая женщина с красивой высокой прической, в строгом костюме, и вела за руку курчавого смуглого мальчика детсадовского возраста. Счастливые, красивые, нарядно одетые — просто пасторальная картинка, а не семейство!
Наконец, удалось пробраться в сектор, зарезервированный для кафедры тропических болезней.
- Хорошааааа! - институтский друг, Виталька, завистливо покосился на чернокожую красавицу. - Эх, Леха, знал бы — сам бы в Африку рванул, а то понесло меня в хирургию, режу чертовы аппендициты с желчными пузырями — тоска! Ох и повезло же тебе, Леха, с супругой! Не то что моя — вона сидит, тьху, глаза бы не глядели.
«Зато тебе не пришлось ее к унитазу приучать» - чуть было не ляпнул Леха, да вовремя прикусил язык. А вслух сказал только
- Знал бы ты, чего это стоило. Если бы ты только знал...
@темы: под стук колес
вот мамуля моего МЧ, еще со мной не познакомившись, уже настроена против: не надо нам хантыйку, мы тебе русскую найдем.Но история замечательная
Неужели он так с нею и жил??? Оужас!
Теперь это будет мой ночной кошмар %) И не столько потому, что африканка, сколько принудительный брак%))
бррррр%)
А мне вот как раз вся эта рутина очень нравится в рассказах. Постепенное, каждодневное, со своими казусами и победами... Это здорово))