Ver thik, her ek kom!
Был у меня в жизни период, когда я очень много ездила в поездах. Руководство весьма оперативно отправляло в командировку, а вот на обратном пути норовило сэкономить. Возвращаться приходилось железной дорогой, и не всегда в купе. Командировочных давало скупо - хватало лишь на минимум еды, про алкоголь и вовсе говорить не приходится (да и не большой я любитель, откровенно говоря), в карты играть не умею... А что еще делать в поездах таким, как я? Верно, читать, да вести задушевные беседы с попутчиками, слушать истории из жизни.
Истории рассказывали разные, некоторые запали в душу и мне длительное время хотелось изложить их "на бумаге". Но - то руки не доходили, то объективно было не до того, иногда принималась писать, стараясь сохранить рассказ в первозданном виде, да все какая-то ахинея выходила.
А посему я решилась на смелый шаг - немного видоизменила истории, добавила "отсебятину" (мелкие детали и диалоги), и вот, публикую в Дайриках))) Если вдруг кому-то совсем нечего будет делать - прочтите)) Истории будут продолжаться и добавляться, их можно будет найти под тегом "Под стук колес".
читать дальше«А все-таки Дарвин был прав»
Алексей потряс головой. Он гнал от себя эту неправильную, идеологически неверную мысль, да все никак не мог от нее избавиться. Точнее, мысль-то была правильная, советский врач ни на минуту не должен сомневаться в верности теории Дарвина, но вот она, дума эта, что человек-таки произошел от обезьяны, должна возникать в его светлой голове все же при других обстоятельствах. Например, в музее, при созерцании скелета обезьяны. Или же при наблюдении за оными обезьянами в естественной среде обитания. А никак не при взгляде на товарищей, жителей стран социалистического лагеря, попутчиков на дороге к Светлому коммунистическому завтра. Ведь у них в стране тоже социализм, и они...
Впрочем, какой там, к черту, социализм...
Вчера... Вчера он наблюдал казнь. Молодая негритянка в ужасе металась среди хижин, а соплеменники методично, с каким-то тупым усердием зашвыривали ее камнями. И не столько камнями даже, сколько грязью и нечистотами (сколько раз Алексей говорил, чтоб их не вываливали прямо в деревне — бесполезно).
- Что тут, черт возьми, происходит? - он схватил за руку собственную супругу. Она повернула к нему счастливое, какое-то опьяненное лицо и, сверкая белками глаз, радостно залопотала на дикой смеси английского и местных диалектов:
- От нее муж ушел! Совсем! А ее оставил! Ей не жить теперь! Не жить! - не успев договорить, благоверная схватила булыжник и запустила его в несчастную.
- А ну, пошли домой! Сдурела, что ли! - это уже на русском. Алексей схватил супружницу за руку и поволок в сторону хижин. Он знал, что сопротивляться она не станет — не спорят тут с мужьями. Так и вышло. Но на лице явственно была написана досада.
- Так, а теперь подробно — что случилось?
Я говорю. Муж ушел. Совсем ушел. Ей не жить. Она не сможет жить. Она никому не нужна теперь.
Да черт вас дери — ну ушел и ушел! Ваше-то какое дело?
Данга начала что-то сбивчиво объяснять, и спустя какое-то время Алексей понял, что влип. В этом племени женщину, брошенную мужем, в живых не оставят. Ни за что. А значит.. А значит и его Дангу ждет та же участь. Ведь ему скоро, совсем скоро уезжать домой, в Москву, и до сего момента ему и в голову не приходило брать ее с собой. Думал, уедет и уедет, эка незадача. Жена она ему — только здесь, в этом племени, и «торжественная регистрация» прошла исключительно по местным традициям, консульство-то и не в курсе, что он, оказывается, «женат», да и не нужна она ему, если уж честно, а в Москве — тем паче. Но и оставить ее здесь, позволить умереть мучительной смертью (та, вчерашняя, все-таки умерла, от множественных внутренних кровотечений, надо думать, да и сердце не выдержало — побегай-ка по жаре целый день, да на таком стрессе; Алексей пытался вызвать полицию, да рация, как обычно, не работала). Все-таки прожили вместе полтора года, да и не по-комсомольски это, да и врачебная этика не велит, ну и воспитание, чего уж там. В хорошей семье рос, родители — врачи, до мозга костей советские. И так поступить? Нет.
Но когда он обдумывал техническую сторону перевоза Данги в СССР, становилось жутко. Значит, сначала в консульство — регистрировать брак. Собирать кучу медицинских справок, делать недостающие прививки. А как с ней жить? А как ее мама воспримет? О, мама... Алексея прошиб холодный пот, когда он попытался представить мамину реакцию. Вот она радостно открывает дверь «блудному сыну», а там... О, нет. Предстояло долгое, мучительное объяснение, возможно, придется уйти из дома, жить в общежитии... Мама, конечно, член КПСС и советский врач, но не до такой же степени, в самом деле.
В такие моменты ему хотелось бросить все и тихо уехать по окончании контракта. Но тут же память подсовывала испуганное лицо «брошенки», дикие вопли и прыжки ее соплеменников, летящие со всех сторон камни... Нет. Так нельзя.
Ругательски ругая Африку, обычаи диких племен, слонов, джунгли и тропическую медицину, Алексей готовился к разговору с супругой. Ей надо сообщить, что они уезжают. В Москву. В большой, далекий холодный город. И там у него есть мама. Боже мой, мама...
Все началось два года назад. Впрочем — нет, не так, еще раньше, когда Алексей впервые оказался на кафедре тропических болезней. В огромных склянках загадочно плавали неведомые заспиртованные насекомые, а вот, в сагиттальном распиле, поврежденная конечность — в СССР таких болезней нет. А названия! А симптоматика! Охноцеркоз! «Онхоцеркоз часто называют речной слепотой, поскольку переносчики обитают по берегам рек. Взрослые черви поселяются в лимфоузлах человека, где самки производят на свет множество личинок, называемых микрофиляриями. Эти личинки далее мигрируют под эпидермис кожи, откуда могут вновь попасть в организм мошек и, таким образом, продолжить цикл развития паразитов. Часть микрофилярий попадает в глаза человека, проникая во все ткани зрительного органа. В глазном яблоке они вызывают воспаление, кровотечения и другие осложнения, ведущие в конечном итоге к потере зрения. В мире насчитывается около 18 млн. больных онхоцеркозом» - гласил учебник.
Шистосомоз! Лейшманиоз!
Все это потрясло и захватило Алексея, это было так необычно, небанально... А то, подумаешь — коклюш. Или там сальмонеллез. Лечится элементарно, диагностируется на счет «раз», а от коклюша и вовсе прививка есть, поди найди его еще, в советской-то стране. А тут — раздолье. А уж когда он услышал, что на стажировку отправляют в Африку — то и последние сомнения в выборе специализации отпали. Африка! Черный континент! Жирафы, носороги, слоны, зарождающийся социализм, освобождение от колонистов. Все. Решено. Он — будущий специалист по тропическим болезням со непременной стажировкой в Африке. И никак иначе.
Реальность, как всегда, оказалась не столь романтичной. Алексею в мечтах виделся патрон — этакий убеленный сединами профессор по тропическим болезням, который будет заседать в сверкающей стеклом и никелем лаборатории, а по утрам проводить амбулаторный прием страждущих. Попутно он станет объяснять молодому коллеге симптоматику и течение болезней, а угнетаемые доселе африканцы, тихие, улыбчивые, и все, как один, жаждущие построить социализм, станут тщательно выполнять рекомендации и аккуратно являться на приемы.
Да не тут-то было. Даже близко не. Жаждущему романтики Алексею выдали минимум лекарств, жалкую горстку инструментов, рацию (которая почти никогда не работала), и забросили в далекую африканскую деревню, отрезанную от цивилизации огромным колыхающимся массивом джунглей. До ближайшего городка (размером с небольшую российскую деревеньку) — 50 километров. По бездорожью. Ну то есть джип, на котором Лешу в деревню привезли, вполне себе проехал, а вот обратно.. Машину-то ему никто не оставил — джип назад упылил. А ты сиди, помощь медицинскую оказывай. Собственно, его, Алексея, силами решено было создать этакий фельдшерско-акушерский пункт, врачей-то на континенте мало, а уж таких вот, молодых романтиков — и вовсе единицы, а тут такой подарок. Ну и кого еще-то посылать в глухомань? Правильно, только романтически настроенных комсомольцев. Пущай сидит, работает. Английский знает, а с диалектами как-нибудь разберется, никуда не денется.
Принимать роды его, правда, не звали — на то в племени существовала особая повивальная бабка. Впрочем, первое время и лечиться-то к нему не больно шли — в племени водился шаман. Врач молодой, да нездешний, до говорит непонятно, а тут родной шаман, всю жизнь с нами, поди вылечит. Обходились раньше без этого бледнолицего выскочки, и еще проживем.
Его непосредственный руководитель, врач, доставивший Лешу к месту работы, (и никакой он не седой, и не профессор вообще) грозился навещать, раз в неделю — ну точно, да что-то обещание не выполнил. И вот он, молодой, всем чужой и никому не нужный, слоняется по деревне, изнывает от жары, пьет противную, теплую воду, отвратительную из-за растворенных в ней антисептических таблеток (вот уж чего выдали вдоволь), и не знает, куда себя деть. Рация не работает, транспорта нет, да хоть бы и был — куда ехать-то? В какую хоть сторону? Да и не может советский врач пост оставить, не должен. Дезертиров нигде не любят.
Все изменилось, когда один из сыновей вождя (ах да, простите, председателя сельсовета, социалистическая же страна, какие вожди), заболел аппендицитом. Туземный шаман симптомы болезни, видимо, знал..Заболевание считалось смертельным. Служитель местного культа принялся речитативом рассказывать заунывную сагу о злом брюшинном духе, пожирающем человека изнутри. Племя (нет-нет, деревенские жители, конечно) приготовилось горевать, совсем уж было собрались оплакивать живого еще, хоть и отчаянно корчащегося от боли, юношу.
И тут в Леше проснулся СОВЕТСКИЙ ВРАЧ. Впрочем, нет — просто ВРАЧ, взыграло наследие Пирогова, Вересаева, Сеченова, Воино-Ясенецкого и бог весть кого еще — вот он, умирающий человек, которому НАДО помочь. И он МОЖЕТ. И ДОЛЖЕН. Даже несмотря на кое-как, левой пяткой, сданный курс хирургии, на полное отсутствие вспомогательного персонала, на недостаток медикаментов, на воющих от ужаса африканцев и самого больного.
«Так, что у меня тут?» - Алексей лихорадочно ревизировал инструменты с лекарствами -»Корнцанги никакие, конечно, так, хлорэтан, мало его совсем, да поди хватит. Антибиотики, блин, один пенициллин, пожадничали для братьев-однопартийцев, ну да ладно, других нет все равно, что уж теперь. Скальпель.. Круглая игла — раз, круглая игла — два, нитки копеечные, но как-нибудь. Где, блин, иглодержатель? А, к черту его, рукой буду держать, что уж теперь»
Алексей наспех простерилизовал инструмент, залил нитки спиртом, после чего сгреб в охапку орущего от ужаса пациента и поволок в сторону своей хижины, попутно отпихивая всех, кто желал помешать процессу. Нахлобучил маску (какая, к черту, премедикация, еще сбежит в процессе), уже после ввел атропин с димедролом, рассек кожу, отвел косую мышцу (странно, но в голове четко восстановился ход операции, хоть он и наблюдал аппендэктомию лишь раз в жизни), рука нащупала воспаленный отросток... «Так, здесь лигировать, и еще здесь, потом отсечь, антибиотик туда, и можно шить. Черт, что с пульсом? И измерить некому. Помрет еще на столе... Да нет, вроде дышит же, значит, жив, остальное — детали. Грязища тут, конечно, хороша операционная — с земляным полом... И стол — неструганые доски.. А впрочем, чего это я, какая теперь разница». Сам не заметил, как ушил последний слой кожи. Так, теперь капельница, что с пульсом? - норма, пусть поспит...
Предательски задрожали колени, вот теперь, когда все закончилось, на Лешу НАКАТИЛО — он ведь не умеет! И не должен! И вообще, он не хирург, это же отдельная специализация, учиться же надо, и практиковаться потом, долго. Всю жизнь. А он? А вдруг что не так? А салфетки-то он не посчитал! А вдруг какую оставил? А грязь? А антисанитария? А не выверенный наркоз?
Выйти бы, прогуляться, да там, за стенами хижины, стеной стоят деревенские. Тихо стоят. Пока — тихо. Но что-то видеть их не слишком хочется.
Почти сутки просидел Леша в хижине. На удивление, больной очухался и даже попытался уйти. Леша не пустил — лежи. Нельзя пока. (А уж с моими кривыми швами — и подавно) — мелькнуло в голове. Пенициллин (доза для африканцев, не забыть!) , этамзилат, аскорбинка, да не ори ты — от укола еще никто не умер.
Дня через три стало ясно, что операция прошла успешно. На спасенного сына вождя смотрели с опаской — оно и понятно, странно видеть в живых того, кто непременно должен был умереть. А он вот он, ходит, разговаривает. Живот, говорит, болит. Да еще задница — от уколов, одного пенициллина семь раз в сутки — оно конечно. Ходит медленно, шов пока не дает особо разогнаться, ну да оно и к лучшему. Там не тот шов, с которым бегать рекомендуется, инфекционист со скальпелем в руках —та еще картина маслом.
Потом к спасенному привыкли, а спустя еще пару дней к хижине молодого доктора потянулась вереница страждущих. Алексей бесконечно что-то промывал, кого-то перевязывал, щедро раздавал таблетки, делал уколы, выгребал из ран бесчисленных насекомых, даже больной зуб кому-то выдрал, хотя это и вовсе не его специальность, стоматологов вообще на другом факультете учат. Но да делать нечего.
Спустя пару недель сыну вождя сняли швы (не разошлись! И не нагноились, надо же!) и сделали последний укол По случаю выздоровления устроили грандиозный праздник. Из цветов наплели гирлянд, местный оркестр выкатил там-тамы, посреди деревни запалили огромный костер и началось веселье. Леша сидел на почетном месте, ошую вождя. Одесную усадили того самого, давче оравшего на уколах, любимого сына. Вокруг костра, мерно хлопая в ладоши, плясали деревенские. «А все-таки Дарвин был прав» - впервые влетела в голову назойливая, как африканская муха, мысль. Сам же и устыдился, да толку-то.
Вождь встал со своего места, сделал знак рукой. Веселье прекратилось.
- Я долго думал, как наградить тебя, мудрый лекарь. Ты спас моего старшего сына. Ты спас будущего вождя этого племени, Лхэсэ (имя «Алексей» вождю, да и всем деревенским, не давалось) И я решил выдать за тебя замуж свою любимую дочь. Данга, подойди!
На Алексея напал столбняк. Жена, да еще и африканская, ему категорически не была нужна, Но что оставалось делать? Как, черт возьми, сказать об этом «председателю сельсовета»? Какими словами? И что будет потом? Его в качестве доктора только что признали местные жители, стали ходить на прием и даже иногда выполнять рекомендации, и вот так взять и все испортить? До окончания контракта — два года, и как потом оставаться тут жить?
А подошедшая африканочка, хоть и была совершенно не во вкусе Алексея, но смотрела так робко, улыбалась так мило... Да и, кстати, в возрасте «едва за двадцать» соответствующие физиологические потребности ох как дают о себе знать... А Леше как раз и было «едва за двадцать».
Вполне убедительно изобразив бурную радость, Алексей согласился...
«Свадьбу» устроили тут же — из неведомых запасников выкатили бочку с противным, теплым, воняющим сивухой пойлом, нажарили мяса, «молодоженам» преподнесли вырезанные из дерева фигурки, после чего Данга молча проследовала в хижину супруга.
Так началась его семейная жизнь. Супруга ему попалась тихая, неконфликтная (впрочем, других в племени и не было), мирно готовила ужин, пекла лепешки, даже чай заваривать научилась. Леша пропадал на приеме — теперь к нему ходили охотно и много, некоторые — просто поболтать (прям как в поликлинике у терапевта — вспоминал Родину Леша), еще была категория граждан, решивших, что доктор — это такой новый, более компетентный, шаман. Просили найти заблудившуюся козу, накамлать (или как там у них этот процесс называется) удачную охоту, сильнобеременные дамы умоляли, чтоб доктор сделал укольчик, и они даже потерпят, такой, чтобы родился именно сын. Приходилось терпеливо объяснять, что он такого сделать не сумеет, что вот это — как раз к шаману. Некоторые обижались. Поначалу Леша решил провести атеистическую пропаганду, да быстро это занятие оставил. Не вняли. Пришлось к шаману посылать. «Скажи кому, как советский врач отправляет страждущих к шаману — засмеют ведь. И диплом отберут» - думалось ему.
Ночью он завел разговор с супругой.
- Данга, скажи мне... А этот обычай, ну, камнями забрасывать — он на всех женщин распространяется? Ну ты вот, например, любимая дочь вождя все-таки
- Я не дочь вождя больше. Я твоя жена. Дочь — это девушка, а я жена теперь. Значит, уже не дочь. А ты собрался меня бросить? — вдруг насторожилась супруга и приподнялась с подушки.
- Да нет, что ты... Нет, конечно. Просто этот ваш обычай так потряс меня, вот и спрашиваю.
- Нет. Убивают всех, от кого ушел муж. А вот вдов не убивают. И даже жалеют — как-то нараспев сказала Данга и... задумалась. Нехорошо так задумалась. Что-то эдакое мелькнуло в ее глазах — нет, не решимость, а некая тень решимости — а не лучше ли ей будет вдовой? Хоть камнями не зашвыряют, и то хорошо... А так — никаких проблем, мало ли несчастных случаев, да и змеи тут не вполне безобидные, уж чего-чего, а вдовой остаться — не проблема, чего уж там...
- Нет, милая, ну что ты — поспешил развеять ее не к месту случившуюся задумчивость Алексей. Просто у меня заканчивается контракт, и я хочу взять тебя с собой, да боялся, что ты не согласишься — отчаянно врал доктор.
- С собой? Туда, откуда ты приехал? Я поеду! Поеду! — бурно обрадовалась Данга
«Да кто бы сомневался» - кисло подумал Алексей.
Рация наконец-то раскочегарилась. Леша вызвал городского доктора, того самого,бросившего его в деревне, отругал, невзирая на возраст и ученую степень, плохими словами, погрозился пожаловаться «куда следует». Коллега испугался, решил сгладить конфликт, и, дабы искупить вину, взялся помогать улаживать дела с бумагами. Дангу привезли в город (пара двухэтажных домов на площади и десяток автомобилей), сделали паспорт, потом был мучительный визит (по жаре) в консульство, официальная регистрация брака под неодобрительными взглядами советских уполномоченных. Данга стеснялась, смущалась, молчала, на вопрос, добровольно ли она выходит замуж, промычала что-то невнятное... Их развели по разным кабинетам и начали допытываться, с помощью каких угроз злой советский доктор заманил невинную африканскую девушку в ЗАГС, и с какой такой корыстной целью собирается вывезти ее в СССР. «В зверинец сдам!» - чуть было не заорал замордованный допросами Алексей, да благо, нашел силы сдержаться. А не то б...
Наконец, все худо-бедно уладилось. Леша паковал сумки, Данга крутилась рядом и верещала:
- А у тебя там мама есть? Есть? Ой, как хорошо! Я обязательно станцую ей танец (труднопроизносимое название). Его всегда танцует невестка для свекрови, а ты взял меня в жены так, без танца, нехорошо-то как...
- Станцуешь, Данга, обязательно, собери пока вещи, да затяни потуже веревку вон на том рюкзаке.
- А ты там будешь работать, а я буду готовить тебе ужин, буду ходить в джунгли за травами, у вас там в джунглях растут такие травы?
-Данга, потом поговорим, так, шприцы, корнцанги, раз игла, два игла,, а где иглодержатель? Ах, его и не было, раз коробка пенициллина, два коробка, сыворотка, адреналин... Данга, не надо доставать вещи, их складывать надо! Да-да, и бусы возьми, и чего ты там еще хотела. Машина через полчаса.. А где твой паспорт? Черт, ищи давай! Ах, дала посмотреть подруге, ну так забери иди, нас не выпустят без него...Хлорэтан просрочен, везти его, или тут бросить? Да ну, список «А», как-никак, пусть утилизируют по правилам
- Танец станцую... Маме!
- Да к черту танец! Паспорт иди ищи! «А может, не найдет - подумалось Леше. Скажу, что потом за ней приеду... А сам разведусь потихоньку, и забуду всю эту эпопею, как страшный сон»
Но Данга уже неслась по деревне с зажатым в руке паспортом
Продолжение следует))
Истории рассказывали разные, некоторые запали в душу и мне длительное время хотелось изложить их "на бумаге". Но - то руки не доходили, то объективно было не до того, иногда принималась писать, стараясь сохранить рассказ в первозданном виде, да все какая-то ахинея выходила.
А посему я решилась на смелый шаг - немного видоизменила истории, добавила "отсебятину" (мелкие детали и диалоги), и вот, публикую в Дайриках))) Если вдруг кому-то совсем нечего будет делать - прочтите)) Истории будут продолжаться и добавляться, их можно будет найти под тегом "Под стук колес".
читать дальше«А все-таки Дарвин был прав»
Алексей потряс головой. Он гнал от себя эту неправильную, идеологически неверную мысль, да все никак не мог от нее избавиться. Точнее, мысль-то была правильная, советский врач ни на минуту не должен сомневаться в верности теории Дарвина, но вот она, дума эта, что человек-таки произошел от обезьяны, должна возникать в его светлой голове все же при других обстоятельствах. Например, в музее, при созерцании скелета обезьяны. Или же при наблюдении за оными обезьянами в естественной среде обитания. А никак не при взгляде на товарищей, жителей стран социалистического лагеря, попутчиков на дороге к Светлому коммунистическому завтра. Ведь у них в стране тоже социализм, и они...
Впрочем, какой там, к черту, социализм...
Вчера... Вчера он наблюдал казнь. Молодая негритянка в ужасе металась среди хижин, а соплеменники методично, с каким-то тупым усердием зашвыривали ее камнями. И не столько камнями даже, сколько грязью и нечистотами (сколько раз Алексей говорил, чтоб их не вываливали прямо в деревне — бесполезно).
- Что тут, черт возьми, происходит? - он схватил за руку собственную супругу. Она повернула к нему счастливое, какое-то опьяненное лицо и, сверкая белками глаз, радостно залопотала на дикой смеси английского и местных диалектов:
- От нее муж ушел! Совсем! А ее оставил! Ей не жить теперь! Не жить! - не успев договорить, благоверная схватила булыжник и запустила его в несчастную.
- А ну, пошли домой! Сдурела, что ли! - это уже на русском. Алексей схватил супружницу за руку и поволок в сторону хижин. Он знал, что сопротивляться она не станет — не спорят тут с мужьями. Так и вышло. Но на лице явственно была написана досада.
- Так, а теперь подробно — что случилось?
Я говорю. Муж ушел. Совсем ушел. Ей не жить. Она не сможет жить. Она никому не нужна теперь.
Да черт вас дери — ну ушел и ушел! Ваше-то какое дело?
Данга начала что-то сбивчиво объяснять, и спустя какое-то время Алексей понял, что влип. В этом племени женщину, брошенную мужем, в живых не оставят. Ни за что. А значит.. А значит и его Дангу ждет та же участь. Ведь ему скоро, совсем скоро уезжать домой, в Москву, и до сего момента ему и в голову не приходило брать ее с собой. Думал, уедет и уедет, эка незадача. Жена она ему — только здесь, в этом племени, и «торжественная регистрация» прошла исключительно по местным традициям, консульство-то и не в курсе, что он, оказывается, «женат», да и не нужна она ему, если уж честно, а в Москве — тем паче. Но и оставить ее здесь, позволить умереть мучительной смертью (та, вчерашняя, все-таки умерла, от множественных внутренних кровотечений, надо думать, да и сердце не выдержало — побегай-ка по жаре целый день, да на таком стрессе; Алексей пытался вызвать полицию, да рация, как обычно, не работала). Все-таки прожили вместе полтора года, да и не по-комсомольски это, да и врачебная этика не велит, ну и воспитание, чего уж там. В хорошей семье рос, родители — врачи, до мозга костей советские. И так поступить? Нет.
Но когда он обдумывал техническую сторону перевоза Данги в СССР, становилось жутко. Значит, сначала в консульство — регистрировать брак. Собирать кучу медицинских справок, делать недостающие прививки. А как с ней жить? А как ее мама воспримет? О, мама... Алексея прошиб холодный пот, когда он попытался представить мамину реакцию. Вот она радостно открывает дверь «блудному сыну», а там... О, нет. Предстояло долгое, мучительное объяснение, возможно, придется уйти из дома, жить в общежитии... Мама, конечно, член КПСС и советский врач, но не до такой же степени, в самом деле.
В такие моменты ему хотелось бросить все и тихо уехать по окончании контракта. Но тут же память подсовывала испуганное лицо «брошенки», дикие вопли и прыжки ее соплеменников, летящие со всех сторон камни... Нет. Так нельзя.
Ругательски ругая Африку, обычаи диких племен, слонов, джунгли и тропическую медицину, Алексей готовился к разговору с супругой. Ей надо сообщить, что они уезжают. В Москву. В большой, далекий холодный город. И там у него есть мама. Боже мой, мама...
Все началось два года назад. Впрочем — нет, не так, еще раньше, когда Алексей впервые оказался на кафедре тропических болезней. В огромных склянках загадочно плавали неведомые заспиртованные насекомые, а вот, в сагиттальном распиле, поврежденная конечность — в СССР таких болезней нет. А названия! А симптоматика! Охноцеркоз! «Онхоцеркоз часто называют речной слепотой, поскольку переносчики обитают по берегам рек. Взрослые черви поселяются в лимфоузлах человека, где самки производят на свет множество личинок, называемых микрофиляриями. Эти личинки далее мигрируют под эпидермис кожи, откуда могут вновь попасть в организм мошек и, таким образом, продолжить цикл развития паразитов. Часть микрофилярий попадает в глаза человека, проникая во все ткани зрительного органа. В глазном яблоке они вызывают воспаление, кровотечения и другие осложнения, ведущие в конечном итоге к потере зрения. В мире насчитывается около 18 млн. больных онхоцеркозом» - гласил учебник.
Шистосомоз! Лейшманиоз!
Все это потрясло и захватило Алексея, это было так необычно, небанально... А то, подумаешь — коклюш. Или там сальмонеллез. Лечится элементарно, диагностируется на счет «раз», а от коклюша и вовсе прививка есть, поди найди его еще, в советской-то стране. А тут — раздолье. А уж когда он услышал, что на стажировку отправляют в Африку — то и последние сомнения в выборе специализации отпали. Африка! Черный континент! Жирафы, носороги, слоны, зарождающийся социализм, освобождение от колонистов. Все. Решено. Он — будущий специалист по тропическим болезням со непременной стажировкой в Африке. И никак иначе.
Реальность, как всегда, оказалась не столь романтичной. Алексею в мечтах виделся патрон — этакий убеленный сединами профессор по тропическим болезням, который будет заседать в сверкающей стеклом и никелем лаборатории, а по утрам проводить амбулаторный прием страждущих. Попутно он станет объяснять молодому коллеге симптоматику и течение болезней, а угнетаемые доселе африканцы, тихие, улыбчивые, и все, как один, жаждущие построить социализм, станут тщательно выполнять рекомендации и аккуратно являться на приемы.
Да не тут-то было. Даже близко не. Жаждущему романтики Алексею выдали минимум лекарств, жалкую горстку инструментов, рацию (которая почти никогда не работала), и забросили в далекую африканскую деревню, отрезанную от цивилизации огромным колыхающимся массивом джунглей. До ближайшего городка (размером с небольшую российскую деревеньку) — 50 километров. По бездорожью. Ну то есть джип, на котором Лешу в деревню привезли, вполне себе проехал, а вот обратно.. Машину-то ему никто не оставил — джип назад упылил. А ты сиди, помощь медицинскую оказывай. Собственно, его, Алексея, силами решено было создать этакий фельдшерско-акушерский пункт, врачей-то на континенте мало, а уж таких вот, молодых романтиков — и вовсе единицы, а тут такой подарок. Ну и кого еще-то посылать в глухомань? Правильно, только романтически настроенных комсомольцев. Пущай сидит, работает. Английский знает, а с диалектами как-нибудь разберется, никуда не денется.
Принимать роды его, правда, не звали — на то в племени существовала особая повивальная бабка. Впрочем, первое время и лечиться-то к нему не больно шли — в племени водился шаман. Врач молодой, да нездешний, до говорит непонятно, а тут родной шаман, всю жизнь с нами, поди вылечит. Обходились раньше без этого бледнолицего выскочки, и еще проживем.
Его непосредственный руководитель, врач, доставивший Лешу к месту работы, (и никакой он не седой, и не профессор вообще) грозился навещать, раз в неделю — ну точно, да что-то обещание не выполнил. И вот он, молодой, всем чужой и никому не нужный, слоняется по деревне, изнывает от жары, пьет противную, теплую воду, отвратительную из-за растворенных в ней антисептических таблеток (вот уж чего выдали вдоволь), и не знает, куда себя деть. Рация не работает, транспорта нет, да хоть бы и был — куда ехать-то? В какую хоть сторону? Да и не может советский врач пост оставить, не должен. Дезертиров нигде не любят.
Все изменилось, когда один из сыновей вождя (ах да, простите, председателя сельсовета, социалистическая же страна, какие вожди), заболел аппендицитом. Туземный шаман симптомы болезни, видимо, знал..Заболевание считалось смертельным. Служитель местного культа принялся речитативом рассказывать заунывную сагу о злом брюшинном духе, пожирающем человека изнутри. Племя (нет-нет, деревенские жители, конечно) приготовилось горевать, совсем уж было собрались оплакивать живого еще, хоть и отчаянно корчащегося от боли, юношу.
И тут в Леше проснулся СОВЕТСКИЙ ВРАЧ. Впрочем, нет — просто ВРАЧ, взыграло наследие Пирогова, Вересаева, Сеченова, Воино-Ясенецкого и бог весть кого еще — вот он, умирающий человек, которому НАДО помочь. И он МОЖЕТ. И ДОЛЖЕН. Даже несмотря на кое-как, левой пяткой, сданный курс хирургии, на полное отсутствие вспомогательного персонала, на недостаток медикаментов, на воющих от ужаса африканцев и самого больного.
«Так, что у меня тут?» - Алексей лихорадочно ревизировал инструменты с лекарствами -»Корнцанги никакие, конечно, так, хлорэтан, мало его совсем, да поди хватит. Антибиотики, блин, один пенициллин, пожадничали для братьев-однопартийцев, ну да ладно, других нет все равно, что уж теперь. Скальпель.. Круглая игла — раз, круглая игла — два, нитки копеечные, но как-нибудь. Где, блин, иглодержатель? А, к черту его, рукой буду держать, что уж теперь»
Алексей наспех простерилизовал инструмент, залил нитки спиртом, после чего сгреб в охапку орущего от ужаса пациента и поволок в сторону своей хижины, попутно отпихивая всех, кто желал помешать процессу. Нахлобучил маску (какая, к черту, премедикация, еще сбежит в процессе), уже после ввел атропин с димедролом, рассек кожу, отвел косую мышцу (странно, но в голове четко восстановился ход операции, хоть он и наблюдал аппендэктомию лишь раз в жизни), рука нащупала воспаленный отросток... «Так, здесь лигировать, и еще здесь, потом отсечь, антибиотик туда, и можно шить. Черт, что с пульсом? И измерить некому. Помрет еще на столе... Да нет, вроде дышит же, значит, жив, остальное — детали. Грязища тут, конечно, хороша операционная — с земляным полом... И стол — неструганые доски.. А впрочем, чего это я, какая теперь разница». Сам не заметил, как ушил последний слой кожи. Так, теперь капельница, что с пульсом? - норма, пусть поспит...
Предательски задрожали колени, вот теперь, когда все закончилось, на Лешу НАКАТИЛО — он ведь не умеет! И не должен! И вообще, он не хирург, это же отдельная специализация, учиться же надо, и практиковаться потом, долго. Всю жизнь. А он? А вдруг что не так? А салфетки-то он не посчитал! А вдруг какую оставил? А грязь? А антисанитария? А не выверенный наркоз?
Выйти бы, прогуляться, да там, за стенами хижины, стеной стоят деревенские. Тихо стоят. Пока — тихо. Но что-то видеть их не слишком хочется.
Почти сутки просидел Леша в хижине. На удивление, больной очухался и даже попытался уйти. Леша не пустил — лежи. Нельзя пока. (А уж с моими кривыми швами — и подавно) — мелькнуло в голове. Пенициллин (доза для африканцев, не забыть!) , этамзилат, аскорбинка, да не ори ты — от укола еще никто не умер.
Дня через три стало ясно, что операция прошла успешно. На спасенного сына вождя смотрели с опаской — оно и понятно, странно видеть в живых того, кто непременно должен был умереть. А он вот он, ходит, разговаривает. Живот, говорит, болит. Да еще задница — от уколов, одного пенициллина семь раз в сутки — оно конечно. Ходит медленно, шов пока не дает особо разогнаться, ну да оно и к лучшему. Там не тот шов, с которым бегать рекомендуется, инфекционист со скальпелем в руках —та еще картина маслом.
Потом к спасенному привыкли, а спустя еще пару дней к хижине молодого доктора потянулась вереница страждущих. Алексей бесконечно что-то промывал, кого-то перевязывал, щедро раздавал таблетки, делал уколы, выгребал из ран бесчисленных насекомых, даже больной зуб кому-то выдрал, хотя это и вовсе не его специальность, стоматологов вообще на другом факультете учат. Но да делать нечего.
Спустя пару недель сыну вождя сняли швы (не разошлись! И не нагноились, надо же!) и сделали последний укол По случаю выздоровления устроили грандиозный праздник. Из цветов наплели гирлянд, местный оркестр выкатил там-тамы, посреди деревни запалили огромный костер и началось веселье. Леша сидел на почетном месте, ошую вождя. Одесную усадили того самого, давче оравшего на уколах, любимого сына. Вокруг костра, мерно хлопая в ладоши, плясали деревенские. «А все-таки Дарвин был прав» - впервые влетела в голову назойливая, как африканская муха, мысль. Сам же и устыдился, да толку-то.
Вождь встал со своего места, сделал знак рукой. Веселье прекратилось.
- Я долго думал, как наградить тебя, мудрый лекарь. Ты спас моего старшего сына. Ты спас будущего вождя этого племени, Лхэсэ (имя «Алексей» вождю, да и всем деревенским, не давалось) И я решил выдать за тебя замуж свою любимую дочь. Данга, подойди!
На Алексея напал столбняк. Жена, да еще и африканская, ему категорически не была нужна, Но что оставалось делать? Как, черт возьми, сказать об этом «председателю сельсовета»? Какими словами? И что будет потом? Его в качестве доктора только что признали местные жители, стали ходить на прием и даже иногда выполнять рекомендации, и вот так взять и все испортить? До окончания контракта — два года, и как потом оставаться тут жить?
А подошедшая африканочка, хоть и была совершенно не во вкусе Алексея, но смотрела так робко, улыбалась так мило... Да и, кстати, в возрасте «едва за двадцать» соответствующие физиологические потребности ох как дают о себе знать... А Леше как раз и было «едва за двадцать».
Вполне убедительно изобразив бурную радость, Алексей согласился...
«Свадьбу» устроили тут же — из неведомых запасников выкатили бочку с противным, теплым, воняющим сивухой пойлом, нажарили мяса, «молодоженам» преподнесли вырезанные из дерева фигурки, после чего Данга молча проследовала в хижину супруга.
Так началась его семейная жизнь. Супруга ему попалась тихая, неконфликтная (впрочем, других в племени и не было), мирно готовила ужин, пекла лепешки, даже чай заваривать научилась. Леша пропадал на приеме — теперь к нему ходили охотно и много, некоторые — просто поболтать (прям как в поликлинике у терапевта — вспоминал Родину Леша), еще была категория граждан, решивших, что доктор — это такой новый, более компетентный, шаман. Просили найти заблудившуюся козу, накамлать (или как там у них этот процесс называется) удачную охоту, сильнобеременные дамы умоляли, чтоб доктор сделал укольчик, и они даже потерпят, такой, чтобы родился именно сын. Приходилось терпеливо объяснять, что он такого сделать не сумеет, что вот это — как раз к шаману. Некоторые обижались. Поначалу Леша решил провести атеистическую пропаганду, да быстро это занятие оставил. Не вняли. Пришлось к шаману посылать. «Скажи кому, как советский врач отправляет страждущих к шаману — засмеют ведь. И диплом отберут» - думалось ему.
Ночью он завел разговор с супругой.
- Данга, скажи мне... А этот обычай, ну, камнями забрасывать — он на всех женщин распространяется? Ну ты вот, например, любимая дочь вождя все-таки
- Я не дочь вождя больше. Я твоя жена. Дочь — это девушка, а я жена теперь. Значит, уже не дочь. А ты собрался меня бросить? — вдруг насторожилась супруга и приподнялась с подушки.
- Да нет, что ты... Нет, конечно. Просто этот ваш обычай так потряс меня, вот и спрашиваю.
- Нет. Убивают всех, от кого ушел муж. А вот вдов не убивают. И даже жалеют — как-то нараспев сказала Данга и... задумалась. Нехорошо так задумалась. Что-то эдакое мелькнуло в ее глазах — нет, не решимость, а некая тень решимости — а не лучше ли ей будет вдовой? Хоть камнями не зашвыряют, и то хорошо... А так — никаких проблем, мало ли несчастных случаев, да и змеи тут не вполне безобидные, уж чего-чего, а вдовой остаться — не проблема, чего уж там...
- Нет, милая, ну что ты — поспешил развеять ее не к месту случившуюся задумчивость Алексей. Просто у меня заканчивается контракт, и я хочу взять тебя с собой, да боялся, что ты не согласишься — отчаянно врал доктор.
- С собой? Туда, откуда ты приехал? Я поеду! Поеду! — бурно обрадовалась Данга
«Да кто бы сомневался» - кисло подумал Алексей.
Рация наконец-то раскочегарилась. Леша вызвал городского доктора, того самого,бросившего его в деревне, отругал, невзирая на возраст и ученую степень, плохими словами, погрозился пожаловаться «куда следует». Коллега испугался, решил сгладить конфликт, и, дабы искупить вину, взялся помогать улаживать дела с бумагами. Дангу привезли в город (пара двухэтажных домов на площади и десяток автомобилей), сделали паспорт, потом был мучительный визит (по жаре) в консульство, официальная регистрация брака под неодобрительными взглядами советских уполномоченных. Данга стеснялась, смущалась, молчала, на вопрос, добровольно ли она выходит замуж, промычала что-то невнятное... Их развели по разным кабинетам и начали допытываться, с помощью каких угроз злой советский доктор заманил невинную африканскую девушку в ЗАГС, и с какой такой корыстной целью собирается вывезти ее в СССР. «В зверинец сдам!» - чуть было не заорал замордованный допросами Алексей, да благо, нашел силы сдержаться. А не то б...
Наконец, все худо-бедно уладилось. Леша паковал сумки, Данга крутилась рядом и верещала:
- А у тебя там мама есть? Есть? Ой, как хорошо! Я обязательно станцую ей танец (труднопроизносимое название). Его всегда танцует невестка для свекрови, а ты взял меня в жены так, без танца, нехорошо-то как...
- Станцуешь, Данга, обязательно, собери пока вещи, да затяни потуже веревку вон на том рюкзаке.
- А ты там будешь работать, а я буду готовить тебе ужин, буду ходить в джунгли за травами, у вас там в джунглях растут такие травы?
-Данга, потом поговорим, так, шприцы, корнцанги, раз игла, два игла,, а где иглодержатель? Ах, его и не было, раз коробка пенициллина, два коробка, сыворотка, адреналин... Данга, не надо доставать вещи, их складывать надо! Да-да, и бусы возьми, и чего ты там еще хотела. Машина через полчаса.. А где твой паспорт? Черт, ищи давай! Ах, дала посмотреть подруге, ну так забери иди, нас не выпустят без него...Хлорэтан просрочен, везти его, или тут бросить? Да ну, список «А», как-никак, пусть утилизируют по правилам
- Танец станцую... Маме!
- Да к черту танец! Паспорт иди ищи! «А может, не найдет - подумалось Леше. Скажу, что потом за ней приеду... А сам разведусь потихоньку, и забуду всю эту эпопею, как страшный сон»
Но Данга уже неслась по деревне с зажатым в руке паспортом
Продолжение следует))
@темы: Под стук колес
-
-
22.05.2012 в 01:09-
-
22.05.2012 в 01:11Ну вот, рассказал один товарищ, коллега этого доктора, кстати)))
-
-
22.05.2012 в 02:02Хоть кино снимай!
Пиши продолжение, правда мне щас некогда читать, но я вся в волнении %)
Неужели, правда было?) Баечники они %))) хотя хз))
слушай, а Ответы очень похожи иногда на это племя))))))-
-
22.05.2012 в 06:53-
-
22.05.2012 в 08:49-
-
22.05.2012 в 08:51-
-
22.05.2012 в 09:58-
-
22.05.2012 в 10:40Очень интересно, что с ними дальше случилось. Приняла ли мама доктора его жену в стиле сообщества на жж свекруха.ру? Был ли танец, от которого у соседей упала добротная советская люстра? Оценило ли начальство вклад Алексея в развитие интернационализма?)))
-
-
22.05.2012 в 13:03