Ver thik, her ek kom!
читать дальшеДомой Катька так и не попала. Позвонила маме — рядом с общежитием сыскался таксофон, сбегала в магазин за пельменями. Поели, выпили ведро кофе, перемыли кости преподавателям...
А потом сидели на полу, спина к спине, затылок к затылку, так, что волосы переплелись, а разбирать их было лень. Молчали. В Риткиных руках была гитара с нервными, уставшими струнами, готовыми в любой миг лопнуть. Не разговаривалось и не думалось, потому что не о чем говорить, да и думать не о чем, когда так хорошо. И так все понятно, а складывать вот это всеобъемлющее текущее «хорошо» в слова — занятие бессмысленное. Хорошо. И точка.
V
Катька и сама не заметила, как перебралась в общежитие. Дома практически не появлялась — разве что за вещами, чтобы утеплиться к зиме, ездила. Отцу было все равно, маменька всякий раз норовила закатить скандал с рефреном «совсем от рук отбилась, нас позоришь, дома не живешь, чисто бомж вокзальный», но Катька ее не слушала. А без благодарного зрителя любое выступление бессмысленно, что и говорить. Даже кота Катька забрала — погрузила в коробку и повезла, дико орущего, в метро. Не положено животных, в общежитии-то, да кому интересны глупые правила? Мало ли вообще, чего не положено?
Актерское мастерство давалось Катьке с трудом — и именно как мастерство. Ремесло. Оно, конечно, всему можно научиться, медведи вон, и те в цирке выступают, не говоря уж про собак, вот и Катьку потихоньку дрессировали. Рита же была в своей стихии — все впрок, все получается, яркая, талантливая девочка, большое будущее, восходящая звезда, и что там еще говорили педагоги.
Зато у Катьки обнаружился репортерский дар. От нечего делать пошла внештатником в газету, а через пару месяцев была принята в штат. Редактор долго уговаривал, уломал.
Ближе к зиме смоталась в соседнюю область — поработать на мэрских выборах. Опять же, редактор пособил. Строчила липко-приторные панегирики заказчику, таскалась с ним по детским домам и приютам, где заказчик (кандидат в мэры, разумеется) щедрой рукой раздавал пакеты молока собственного завода. Писала не в меру политизированному молочнику проникновенные речи для публичных выступлений, помогала отвечать на вопросы электората — сам-то молочник двух слов связать не мог. Провалился на выборах, конечно. Да ему того и надо — не очень-то хотелось в мэры. В общем, все остались довольны — владелец молочного завода всласть посветился перед телекамерами, Катька огребла весьма приличный, особенно для студентки, гонорар, с коим и вернулась в Москву.
У Ритки тоже в разгаре был зимний «чес» - корпоративы,утренники, да и всяческие домашние посиделки, где она изображала то Снегурочку, то Бабу-Ягу, а то и просто пела.
- Это куда ж мы эдакую прорву деньжищ девать-то будем? - деланно сокрушалась Ритка, складывая очередную порцию зеленых купюр в обувную коробку — ну чисто Крезы, а!
- Были бы деньги, а куда потратить — всегда придумаем. Компьютер вот надо купить. Съездим куда-нибудь.
Что правда, то правда. Сдав кое-как сессию (Ритка — потому что талантливая, Катьке же, как дочери декана соседнего, режиссерского, факультета полагалась индульгенция), девы покатили в Питер, обошли все мыслимые и немыслимые кабаки, культурно-массовые места, пару раз на концерт сходили. На «Ночных снайперов» полюбовались. Музыку послушали, а главное — Катька убедилась, что ничего страшного с Такими Людьми не происходит. Живут себе, поют в повязанный красным шарфом микрофон... Умом понимала, а вот принять до конца не могла. «Это неправильно» так и стучало в черепную коробку плененной пичужкой. Не всегда, не часто даже, но для потери душевного равновесия вполне достаточно.
Ощущать себя богатыми бездельницами, просаживать самостоятельно заработанные деньги было чертовски приятно. Думать о будущем в «лихие девяностые», как потом окрестят эту эпоху, никому в голову не приходило, а уж студенткам — тем паче. Питер, такси, концерты, клубы, Мариинка (куда без нее), Эрмитаж (Питер же, а как иначе?), снова такси, гостиница, полоумные, бессвязные, страстные ночи, губы в кровь — чего еще и желать? Вот только чертово «Неправильно», долбящее изнутри по темечку...
Бродили по стылому питерскому рынку, грызли кособокие, пережженные леденцы на палочке, поскальзывались на разбросанных всюду картонках, падали, дурачились, поднимались, опять падали. Хмурые торговки косились неодобрительно...
- Как на чудных московских барышень смотрело глупое бабье — процитировала Ритка.
Вот именно. Чудных. Барышень.
Вернулись в Москву ночным поездом, до общежития — на такси, прошли, таясь, через пожарный ход, уронили со стены что-то гулкое и железное из арсенала доморощенного пожаротушителя (ведро, вернее всего), заржали, разбудили вахтершу, получили от нее порцию нравоучений. Наперегонки понеслись по лестнице, где-то в середине пути сгребли друг друга в охапку и долго целовались.
Родные пенаты встретили тишиной, «шведским столом» в кошачьей миске (соседи расстарались, единственная животина на всю общагу, не считая тараканов, как же) и летающими всюду белыми перьями. Это кот, борясь со скукой и черной меланхолией, разорвал подушку.
- Что же ты, гад, казенное имущество-то портишь? - напустилась на кота Ритка.
Собрали в мешок останки подушки, замели перья, надавали коту по морде веником, вытряхнули «шведский стол»... Все. Спать...
А потом сидели на полу, спина к спине, затылок к затылку, так, что волосы переплелись, а разбирать их было лень. Молчали. В Риткиных руках была гитара с нервными, уставшими струнами, готовыми в любой миг лопнуть. Не разговаривалось и не думалось, потому что не о чем говорить, да и думать не о чем, когда так хорошо. И так все понятно, а складывать вот это всеобъемлющее текущее «хорошо» в слова — занятие бессмысленное. Хорошо. И точка.
V
Катька и сама не заметила, как перебралась в общежитие. Дома практически не появлялась — разве что за вещами, чтобы утеплиться к зиме, ездила. Отцу было все равно, маменька всякий раз норовила закатить скандал с рефреном «совсем от рук отбилась, нас позоришь, дома не живешь, чисто бомж вокзальный», но Катька ее не слушала. А без благодарного зрителя любое выступление бессмысленно, что и говорить. Даже кота Катька забрала — погрузила в коробку и повезла, дико орущего, в метро. Не положено животных, в общежитии-то, да кому интересны глупые правила? Мало ли вообще, чего не положено?
Актерское мастерство давалось Катьке с трудом — и именно как мастерство. Ремесло. Оно, конечно, всему можно научиться, медведи вон, и те в цирке выступают, не говоря уж про собак, вот и Катьку потихоньку дрессировали. Рита же была в своей стихии — все впрок, все получается, яркая, талантливая девочка, большое будущее, восходящая звезда, и что там еще говорили педагоги.
Зато у Катьки обнаружился репортерский дар. От нечего делать пошла внештатником в газету, а через пару месяцев была принята в штат. Редактор долго уговаривал, уломал.
Ближе к зиме смоталась в соседнюю область — поработать на мэрских выборах. Опять же, редактор пособил. Строчила липко-приторные панегирики заказчику, таскалась с ним по детским домам и приютам, где заказчик (кандидат в мэры, разумеется) щедрой рукой раздавал пакеты молока собственного завода. Писала не в меру политизированному молочнику проникновенные речи для публичных выступлений, помогала отвечать на вопросы электората — сам-то молочник двух слов связать не мог. Провалился на выборах, конечно. Да ему того и надо — не очень-то хотелось в мэры. В общем, все остались довольны — владелец молочного завода всласть посветился перед телекамерами, Катька огребла весьма приличный, особенно для студентки, гонорар, с коим и вернулась в Москву.
У Ритки тоже в разгаре был зимний «чес» - корпоративы,утренники, да и всяческие домашние посиделки, где она изображала то Снегурочку, то Бабу-Ягу, а то и просто пела.
- Это куда ж мы эдакую прорву деньжищ девать-то будем? - деланно сокрушалась Ритка, складывая очередную порцию зеленых купюр в обувную коробку — ну чисто Крезы, а!
- Были бы деньги, а куда потратить — всегда придумаем. Компьютер вот надо купить. Съездим куда-нибудь.
Что правда, то правда. Сдав кое-как сессию (Ритка — потому что талантливая, Катьке же, как дочери декана соседнего, режиссерского, факультета полагалась индульгенция), девы покатили в Питер, обошли все мыслимые и немыслимые кабаки, культурно-массовые места, пару раз на концерт сходили. На «Ночных снайперов» полюбовались. Музыку послушали, а главное — Катька убедилась, что ничего страшного с Такими Людьми не происходит. Живут себе, поют в повязанный красным шарфом микрофон... Умом понимала, а вот принять до конца не могла. «Это неправильно» так и стучало в черепную коробку плененной пичужкой. Не всегда, не часто даже, но для потери душевного равновесия вполне достаточно.
Ощущать себя богатыми бездельницами, просаживать самостоятельно заработанные деньги было чертовски приятно. Думать о будущем в «лихие девяностые», как потом окрестят эту эпоху, никому в голову не приходило, а уж студенткам — тем паче. Питер, такси, концерты, клубы, Мариинка (куда без нее), Эрмитаж (Питер же, а как иначе?), снова такси, гостиница, полоумные, бессвязные, страстные ночи, губы в кровь — чего еще и желать? Вот только чертово «Неправильно», долбящее изнутри по темечку...
Бродили по стылому питерскому рынку, грызли кособокие, пережженные леденцы на палочке, поскальзывались на разбросанных всюду картонках, падали, дурачились, поднимались, опять падали. Хмурые торговки косились неодобрительно...
- Как на чудных московских барышень смотрело глупое бабье — процитировала Ритка.
Вот именно. Чудных. Барышень.
Вернулись в Москву ночным поездом, до общежития — на такси, прошли, таясь, через пожарный ход, уронили со стены что-то гулкое и железное из арсенала доморощенного пожаротушителя (ведро, вернее всего), заржали, разбудили вахтершу, получили от нее порцию нравоучений. Наперегонки понеслись по лестнице, где-то в середине пути сгребли друг друга в охапку и долго целовались.
Родные пенаты встретили тишиной, «шведским столом» в кошачьей миске (соседи расстарались, единственная животина на всю общагу, не считая тараканов, как же) и летающими всюду белыми перьями. Это кот, борясь со скукой и черной меланхолией, разорвал подушку.
- Что же ты, гад, казенное имущество-то портишь? - напустилась на кота Ритка.
Собрали в мешок останки подушки, замели перья, надавали коту по морде веником, вытряхнули «шведский стол»... Все. Спать...
@темы: раскас