Ver thik, her ek kom!
Еще один рассказ
= Знаешь, сам по себе поступок ничего не значит. Важно, при каких обстоятельствах и с какими мыслями он совершен.
Я недоуменно покосилась на попутчицу. Вот уж чего от нее не ожидала, так это философствований. Типичная такая немолодая (под полтинник, а может, и чуть больше) постсоветская тетка, замордованная, 56-го размера, с «гнездом» на голове и уставшим, неухоженным лицом. Застиранная майка, мужские сланцы на босу ногу, Юлия Шилова в качестве чтива на подушке и Буланова в плеере. Ах ты, боже ж мой... Глаза, правда, серые, пронзительные. И лицо, в общем, интересное, уставшее просто. Странно, право.
С чего начался разговор — уж и не вспомню. Что-то про супружеские измены, кажется. Дескать, можно это оправдать или нет. Наташа (моя попутчица) говорила, что все зависит от ситуации, всякое же бывает, и тут вдруг такая четкая, хорошо сформулированная мысль. Лучше и не скажешь...
- Ну от чего же. Есть и очень плохие поступки, кражи там, убийства.
- Кражи? Ну да, когда-то расстреливали тех, кто с колхозного поля колоски воровал. Чтоб детей накормить. И кто в данном случае поступал плохо?
- Ну вот видите — убийство. Уж это точно всегда плохо.
- А на войне? У меня отец воевал, бил фашистов — он преступник, по-твоему?
- Ну, война, она и есть война, там-то нет, конечно, а вот в мирное время...
- А что в мирное время? Эх, ладно... Расскажу тебе историю. Много лет ее в душе таскаю, никому ведь не рассказывала, но раз пошла такая пьянка... Начну сначала, если ты не против.
Я же городская до мозга костей. Была. Родители на заводе всю жизнь работали, а я решила высшее образование получить. Поступила на экономический факультет, у нас, в Иркутске. Это сейчас специальность престижная, а тогда и калачом на экономфак было не заманить. Комсомольцы же все кругом, целину поднимать. БАМ строить — вот это дело. А экономика? А я туда чего пошла-то - поступить легко — это раз, да и математикой я всегда дружила, еще в школе все олимпиады мои были, интересно мне с цифрами. И училась-то хорошо, но по профилю — бухучет, экономика, тервер, матанализ. И все бы ничего, да время-то было советское. А тогда знаешь, как говорили? «Советский экономист (инженер, строитель, педагог, врач — не важно) — прежде всего марксист-ленинист, а уж после экономит» (инженер и далее по списку). Вот так-то. А у меня с марксизмом-ленинизмом как раз не заладилось. Ну не могла я запомнить, кто, когда и в каком зале собрался, сколько человек присутствовало и кто какую речь толкнул. Просто не могла! Иногда даже хотелось бросить все к чертовой матери да пойти на завод. Но когда я видела заводчан — наших соседей, как они по выходным и праздникам собирались во дворе и пили, а после дрались, а тетки потом всю неделю ходили с синяками, наспех запудрив лицо, я понимала, что я такой жизни не хочу. Совершенно. Это по тем временам последнее дело было — осуждать рабочий класс, но я ничего не могла с собой поделать. А потому я, давясь, глотала протоколы пленумов и съездов, бегала на пересдачи, но тянула, тянула эту лямку.
На последнем курсе выяснилось, что у меня, во-первых, много троек (да ладно бы по профильным предметам — так нет же, по самым наиглавнейшим тройки-то, марксизму-ленинизму!), во-вторых, тема для моей дипломной работы «неактуальна» (но это явно теоретики коммунизма постарались — больше некому, тема как тема. А какая она может быть по специальности «Бухучет», собственно? ) И, в общем, по всему выходило, что распределить меня работать в городе никак невозможно. Ехать мне в деревню, к тетке, в глушь...
Вот сейчас любят современные ВУЗы ругать. Дескать, денег заплатил — и учись, что-де раньше такого не было. Было, и еще как было. И взятки брали с удовольствием, и вещи, и продуктовые заказы. Но только это-то наказуемо, давать взятки все же остерегались — а ну как нарвешься на какого идейного, так еще и посадит. Зато вполне легально можно было ничего не делать и не уметь, главное — хорошо знать марксизм-ленинизм. Не понимаешь математику, химию, физику, биологию? Не беда. Зазубри пару речей со съездов, список делегатов, и считай, диплом в кармане. А что профильные предметы не знаешь — ерунда, ты ж советский специалист, который марксист-ленинист в первую очередь. И вот таких вот бездарей, сумевших подружиться с «теоркомами» и «истпарами», но ни в зуб ногой по специальности, было много, очень много.
И тут вызывает меня замдекана. «Хочешь — говорит — в городе остаться? Девочка ты неглупая, по профильным предметам вон как хорошо учишься, шанс-то остаться есть! Чего тебе в деревне-то делать? Нечего тебе там делать, в городе куда как интереснее, и перспективы совсем другие! Так как?»
- Хочу — говорю - хочу, конечно, в городе работать, да вот марксизм-ленинизм никак не постигну
- Ну, этой беде мы поможем! Ты приходи ко мне домой сегодня вечером, там и поговорим, идет?
А я, несмотря на возраст (22 «стукнуло») и пролетарское происхождение, была девушкой наивной и неиспорченной. Вот же, думаю, молодец какой замдекана! Хочет в свое свободное время со мной позаниматься, у него, наверное, какая-нибудь особенная методичка имеется, я ее сейчас прочту, у меня даты съездов-то в голове и сложатся. Не иначе.
Но замдекана, ясное дело, усадил меня на кровать и полез целоваться. А он еще противный такой, мокрогубый — фу! Ну я надавала ему пощечин да сбежала. А что было делать?
Ну уж после этого и думать было нечего, чтоб в городе остаться. Распределили меня в деревню. Правда, дали аж две деревни на выбор — Алексеевку и Бураки. И нет бы мне, дуре, проехаться в область и посмотреть, что за деревни-то! Так нет, мне ж название «Бураки» не понравилось. Как это я, думаю, обратный адрес на конверте писать буду - Бураки? Фу! Ну и поехала в Алексеевку.
Алексеевка оказалась глухим медвежьим углом. Рейсовый автобус ходил дважды в сутки, это по расписанию, а на самом деле пару раз в неделю приезжал, не чаще. Ломался постоянно. Электричество проведено кое-как, асфальта нет, в клубе раз в неделю лекции и кино по большим праздникам — ужас, в общем. А отвергнутые мной Бураки, как потом выяснилось, большая и очень благоустроенная деревня. Ну да назад дороги нет...
Дали мне в Алексеевке домик с участком, обжилась потихоньку. Работала в конторе, ковырялась в колхозных доходах и запасах фуража, сводила дебет с кредитом.
А на следующий год нам из города агронома прислали. Но тот из идейных — целенаправленно в колхоз работать приехал. Он за мной ухаживать начал, ну я и согласилась. Никаких чувств к нему не было, да выбор женихов не богат. Ну не за механизатора же замуж идти? Или вон, шофер. Пока за баранкой — трезвый, домой приехал — и понеслась. Да и о чем с ними разговаривать? А этот-то образованный, хоть и дурак. Все на БАМ порывался, да что-то не брали его туда. Вечно на партсобраниях ораторствовал. Говорил много, громко, бурно размахивал руками. На каждом собрании выступал. Деревенские его аж ненавидели. Они-то пришли высидеть положенное время да по домам разойтись, а этого, супружника-то моего, как понесет — не остановишь. Все думала — неровен час, швырнут в него чем-нибудь тяжелым, чтоб заткнулся. Нет, обошлось.
А там и сын родился, Витька, так я и вовсе на собрания ходить перестала — не с кем, говорю, ребенка оставить.
Ну решили мы с ним как-то — раз уж в деревне живем, так надо скотину завести. Построили сарайчик, купили поросят. Поросята выросли, превратились в свиней, их бить уже надо, а мы не можем! Вырастили же, холили, лелеяли, за ушком чесали, имена дали, и вдруг зарезать? Так и жили у нас эти свиньи, пока от старости не померли. А мясо я в колхозе покупала, уже разделанное.
Жили — не тужили, сын подрастал, и я к крикуну своему притерпелась, и все бы ничего, да случилась перестройка. А там и путч. Колхоз развалился, нас с мужем в бессрочный отпуск отправили, и не только нас — а всю деревню. Сбережения, какие были, сгорели, денег нет, работы нет, а мой идейный еще и запил. Мало, что работы нет — так еще же и партсобрания никому не нужны! А он к тому времени дослужился по партийной линии до какого-то секретаря, что ли, сейчас и не вспомню. А тут начал горькую пить да меня с сыном поколачивать. Ну я его и выгнала. Ох как бабы взвыли! Виданное ли дело — мужика из дому гнать? Его же, причем, тут же какая-то разведенка из соседней деревни пригрела, он прямиком к ней и съехал. Ну пущай, думаю, ладно. Этакое сокровище.
А сама подалась в Иркутск, на рынок торговать. Пешком до райцентра (7 километров), там на автобус и в Иркутск. Вечером обратно. Если сильно везло — попадала на наш автобус. Но редко. Торговала, потом кое-какие деньги заработала, стала в Китай за тряпьем мотаться. Точку свою открыла, заработанные деньги тут же меняла на доллары, и как-то, знаешь, жизнь наладилась. За Витьку только переживала сильно — как он там, почти всегда один? А оказалось — нормально. Ему 12 лет тогда исполнилось. Воды натаскает, снег почистит, к моему приходу еще и ужин приготовит, а вечером еще и меня встречал, зимой — с санками, летом — с тележкой, сумки-то тяжеленные, а оставить негде. Это сейчас павильоны на рынке запираются да охраняются, а тогда — все на горбу. И учился, кстати, хорошо. Видел, что я стараюсь. Я его одела-обула хорошо. Ну, по тем временам. Пуховик, джинсы, свитера приличные. Сейчас этого не понять, а тогда, в начале 90х, когда остальные ходили по деревне в ватниках да дедовых валенках... Но он как-то зависти у других не вызывал — хорошо к нему относились. А потом я видеодвойку купила, да кассет с боевиками. Ну тут уж остальные у нас поселились просто, смотрели целыми вечерами эти боевики. Дома-то черно-белый телевизор, да не у всех работает, а тут — японская техника, невиданная доселе. И сникерсами-жвачками со всеми делился, и списывать давал — ну прям первый парень на деревне. А спокойный! Вот говорят, беспроблемных детей не бывает — ан нет. Бывают. Честное слово, не приукрашиваю! Вот нарочно вспоминаю Витькины недостатки в подростковом возрасте, и никак не вспомню. Аккуратный, трудолюбивый, не отличник, но твердый «хорошист», не выскочка, по дому помогает.
И тут, значит, такое дело, зимой как-то — сижу дома, отдыхаю, Витька с друзьями ушел с горы на санях кататься. Дверь не заперта (как-то не принято в деревне запираться-то, сижу, кино про любовь смотрю.
И тут влетают в комнату три здоровенных амбала, один ко мне подлетел, нож к горлу приставил и орут — А ну, показывай, где деньги!
Я сижу, не жива, не мертва, и понимаю вдруг — не пьяные они, да и без масок. А значит, в живых вряд ли оставят, я же их вижу. А по приметам их живо найдут — поди, не первый раз «на дело» вышли, и явно какие-нибудь знакомые знакомых. Целенаправленно пришли, ко мне. Значит, знают, что деньги есть. И не прячутся от меня. И морды отмороженные, знаешь, бывают такие, лицо вроде человеческое, да не совсем. Этот, с ножом, около меня, двое деньги ищут. А они дома хранятся, где ж им быть, в начале 90х-то. Не в банк же нести - «черный вторник» совсем недавно был, так что... Лежат в тайнике, подоконник поднять — и вот они. Ходят по дому, вещи швыряют, посуду из серванта всю побили, одежду из шкафа выбросили, а этот хмырь руку мне выкручивает и лезвием на шею давит.
Вдруг вижу — тень в окне мелькнула. Витька! Сейчас же зайдет, и его тогда тоже... Крикнуть, что ли, ему, чтоб бежал? А может, сам догадается, вроде заглянул в окно, может, кого на помощь позовет. Да только кого звать? Мужики местные, поди, все пьяные, вечер же, участковый только в райцентре, а до него 7 километров. И еще обратно.
И вдруг — БАБАХ! - прямо над ухом. Этот, с ножом, заваливается на пол, двое других руки подняли и к стеночке жмутся. Что такое? Оборачиваюсь — стоит мой Витька, с двустволкой, затвор передергивает.
-Ну, — говорит, да еще спокойно так — кто следующий? Нет? Не хотите? Значит, так. Сейчас убираете отсюда эту падаль и чтоб духу тут вашего не было. Всем все понятно? Вопросы, пожелания есть? Нет? Все свободны, до свидания.
Дальше — провал. Помню только, как Витька поит меня молоком и успокаивает - «мам, мам, ну все, ушли они, я и комнату уже убрал, не плачь, мам». А я реву сижу, никак не приду в себя.
- Как же ты...
- Так, все. Никак. Проехали
- А ружье-то хоть где взял?
- Да на чердаке валялось. Я его давно нашел, в сараюшке припрятал, нас же на НВП чистить оружие учили, ну вот я его почистил да и зарядил. Видишь, пригодилось. Я как в окно увидел... Да ладно, все, к черту, забыли.
Я все боялась — деревенские-то выстрелы слышали, а ну как кто с расспросами полезет? Нет, обошлось. Деревня все-таки, Сибирь, мало ли, где стреляют. Про нас-то, поди, и не подумали. А утром снег запорошил следы, и стали мы жить, как прежде. Только в дверь замок врезали и стали запираться.
Я сидела, потрясенная.
- И как? Неужели совсем... Без последствий?
-Совсем. Только Витька в тот вечер как-то сразу повзрослел, знаешь. Что-то такое в лице появилось... Даже не знаю, как сказать. Был подростком — стал мужиком. В одночасье. А так — по-прежнему учился, катался с гор, общался с пацанами. Я все боялась, что грабители те вернутся — да нет. Бог миловал.
-А потом?
-А потом — уехал в Новосибирск, поступил там в Школу милиции, сейчас уже служит, капитана недавно дали. Женился, сына вот родили, я вот к ним сейчас и еду, на внука поглядеть. И мы же никогда на эту тему не разговаривали с ним. Будто и не было. Только когда отца моего хоронили, с полгода назад, Витька подвыпил и сказал мне, что часто вспоминает тот случай.
-И знаешь, мам, ведь ни разу не пожалел. И до сих пор понимаю, что повторись та ситуация — сделал бы то же самое. Даже несмотря на погоны. А иначе было никак.
Так и сказал, да.
= Знаешь, сам по себе поступок ничего не значит. Важно, при каких обстоятельствах и с какими мыслями он совершен.
Я недоуменно покосилась на попутчицу. Вот уж чего от нее не ожидала, так это философствований. Типичная такая немолодая (под полтинник, а может, и чуть больше) постсоветская тетка, замордованная, 56-го размера, с «гнездом» на голове и уставшим, неухоженным лицом. Застиранная майка, мужские сланцы на босу ногу, Юлия Шилова в качестве чтива на подушке и Буланова в плеере. Ах ты, боже ж мой... Глаза, правда, серые, пронзительные. И лицо, в общем, интересное, уставшее просто. Странно, право.
С чего начался разговор — уж и не вспомню. Что-то про супружеские измены, кажется. Дескать, можно это оправдать или нет. Наташа (моя попутчица) говорила, что все зависит от ситуации, всякое же бывает, и тут вдруг такая четкая, хорошо сформулированная мысль. Лучше и не скажешь...
- Ну от чего же. Есть и очень плохие поступки, кражи там, убийства.
- Кражи? Ну да, когда-то расстреливали тех, кто с колхозного поля колоски воровал. Чтоб детей накормить. И кто в данном случае поступал плохо?
- Ну вот видите — убийство. Уж это точно всегда плохо.
- А на войне? У меня отец воевал, бил фашистов — он преступник, по-твоему?
- Ну, война, она и есть война, там-то нет, конечно, а вот в мирное время...
- А что в мирное время? Эх, ладно... Расскажу тебе историю. Много лет ее в душе таскаю, никому ведь не рассказывала, но раз пошла такая пьянка... Начну сначала, если ты не против.
Я же городская до мозга костей. Была. Родители на заводе всю жизнь работали, а я решила высшее образование получить. Поступила на экономический факультет, у нас, в Иркутске. Это сейчас специальность престижная, а тогда и калачом на экономфак было не заманить. Комсомольцы же все кругом, целину поднимать. БАМ строить — вот это дело. А экономика? А я туда чего пошла-то - поступить легко — это раз, да и математикой я всегда дружила, еще в школе все олимпиады мои были, интересно мне с цифрами. И училась-то хорошо, но по профилю — бухучет, экономика, тервер, матанализ. И все бы ничего, да время-то было советское. А тогда знаешь, как говорили? «Советский экономист (инженер, строитель, педагог, врач — не важно) — прежде всего марксист-ленинист, а уж после экономит» (инженер и далее по списку). Вот так-то. А у меня с марксизмом-ленинизмом как раз не заладилось. Ну не могла я запомнить, кто, когда и в каком зале собрался, сколько человек присутствовало и кто какую речь толкнул. Просто не могла! Иногда даже хотелось бросить все к чертовой матери да пойти на завод. Но когда я видела заводчан — наших соседей, как они по выходным и праздникам собирались во дворе и пили, а после дрались, а тетки потом всю неделю ходили с синяками, наспех запудрив лицо, я понимала, что я такой жизни не хочу. Совершенно. Это по тем временам последнее дело было — осуждать рабочий класс, но я ничего не могла с собой поделать. А потому я, давясь, глотала протоколы пленумов и съездов, бегала на пересдачи, но тянула, тянула эту лямку.
На последнем курсе выяснилось, что у меня, во-первых, много троек (да ладно бы по профильным предметам — так нет же, по самым наиглавнейшим тройки-то, марксизму-ленинизму!), во-вторых, тема для моей дипломной работы «неактуальна» (но это явно теоретики коммунизма постарались — больше некому, тема как тема. А какая она может быть по специальности «Бухучет», собственно? ) И, в общем, по всему выходило, что распределить меня работать в городе никак невозможно. Ехать мне в деревню, к тетке, в глушь...
Вот сейчас любят современные ВУЗы ругать. Дескать, денег заплатил — и учись, что-де раньше такого не было. Было, и еще как было. И взятки брали с удовольствием, и вещи, и продуктовые заказы. Но только это-то наказуемо, давать взятки все же остерегались — а ну как нарвешься на какого идейного, так еще и посадит. Зато вполне легально можно было ничего не делать и не уметь, главное — хорошо знать марксизм-ленинизм. Не понимаешь математику, химию, физику, биологию? Не беда. Зазубри пару речей со съездов, список делегатов, и считай, диплом в кармане. А что профильные предметы не знаешь — ерунда, ты ж советский специалист, который марксист-ленинист в первую очередь. И вот таких вот бездарей, сумевших подружиться с «теоркомами» и «истпарами», но ни в зуб ногой по специальности, было много, очень много.
И тут вызывает меня замдекана. «Хочешь — говорит — в городе остаться? Девочка ты неглупая, по профильным предметам вон как хорошо учишься, шанс-то остаться есть! Чего тебе в деревне-то делать? Нечего тебе там делать, в городе куда как интереснее, и перспективы совсем другие! Так как?»
- Хочу — говорю - хочу, конечно, в городе работать, да вот марксизм-ленинизм никак не постигну
- Ну, этой беде мы поможем! Ты приходи ко мне домой сегодня вечером, там и поговорим, идет?
А я, несмотря на возраст (22 «стукнуло») и пролетарское происхождение, была девушкой наивной и неиспорченной. Вот же, думаю, молодец какой замдекана! Хочет в свое свободное время со мной позаниматься, у него, наверное, какая-нибудь особенная методичка имеется, я ее сейчас прочту, у меня даты съездов-то в голове и сложатся. Не иначе.
Но замдекана, ясное дело, усадил меня на кровать и полез целоваться. А он еще противный такой, мокрогубый — фу! Ну я надавала ему пощечин да сбежала. А что было делать?
Ну уж после этого и думать было нечего, чтоб в городе остаться. Распределили меня в деревню. Правда, дали аж две деревни на выбор — Алексеевку и Бураки. И нет бы мне, дуре, проехаться в область и посмотреть, что за деревни-то! Так нет, мне ж название «Бураки» не понравилось. Как это я, думаю, обратный адрес на конверте писать буду - Бураки? Фу! Ну и поехала в Алексеевку.
Алексеевка оказалась глухим медвежьим углом. Рейсовый автобус ходил дважды в сутки, это по расписанию, а на самом деле пару раз в неделю приезжал, не чаще. Ломался постоянно. Электричество проведено кое-как, асфальта нет, в клубе раз в неделю лекции и кино по большим праздникам — ужас, в общем. А отвергнутые мной Бураки, как потом выяснилось, большая и очень благоустроенная деревня. Ну да назад дороги нет...
Дали мне в Алексеевке домик с участком, обжилась потихоньку. Работала в конторе, ковырялась в колхозных доходах и запасах фуража, сводила дебет с кредитом.
А на следующий год нам из города агронома прислали. Но тот из идейных — целенаправленно в колхоз работать приехал. Он за мной ухаживать начал, ну я и согласилась. Никаких чувств к нему не было, да выбор женихов не богат. Ну не за механизатора же замуж идти? Или вон, шофер. Пока за баранкой — трезвый, домой приехал — и понеслась. Да и о чем с ними разговаривать? А этот-то образованный, хоть и дурак. Все на БАМ порывался, да что-то не брали его туда. Вечно на партсобраниях ораторствовал. Говорил много, громко, бурно размахивал руками. На каждом собрании выступал. Деревенские его аж ненавидели. Они-то пришли высидеть положенное время да по домам разойтись, а этого, супружника-то моего, как понесет — не остановишь. Все думала — неровен час, швырнут в него чем-нибудь тяжелым, чтоб заткнулся. Нет, обошлось.
А там и сын родился, Витька, так я и вовсе на собрания ходить перестала — не с кем, говорю, ребенка оставить.
Ну решили мы с ним как-то — раз уж в деревне живем, так надо скотину завести. Построили сарайчик, купили поросят. Поросята выросли, превратились в свиней, их бить уже надо, а мы не можем! Вырастили же, холили, лелеяли, за ушком чесали, имена дали, и вдруг зарезать? Так и жили у нас эти свиньи, пока от старости не померли. А мясо я в колхозе покупала, уже разделанное.
Жили — не тужили, сын подрастал, и я к крикуну своему притерпелась, и все бы ничего, да случилась перестройка. А там и путч. Колхоз развалился, нас с мужем в бессрочный отпуск отправили, и не только нас — а всю деревню. Сбережения, какие были, сгорели, денег нет, работы нет, а мой идейный еще и запил. Мало, что работы нет — так еще же и партсобрания никому не нужны! А он к тому времени дослужился по партийной линии до какого-то секретаря, что ли, сейчас и не вспомню. А тут начал горькую пить да меня с сыном поколачивать. Ну я его и выгнала. Ох как бабы взвыли! Виданное ли дело — мужика из дому гнать? Его же, причем, тут же какая-то разведенка из соседней деревни пригрела, он прямиком к ней и съехал. Ну пущай, думаю, ладно. Этакое сокровище.
А сама подалась в Иркутск, на рынок торговать. Пешком до райцентра (7 километров), там на автобус и в Иркутск. Вечером обратно. Если сильно везло — попадала на наш автобус. Но редко. Торговала, потом кое-какие деньги заработала, стала в Китай за тряпьем мотаться. Точку свою открыла, заработанные деньги тут же меняла на доллары, и как-то, знаешь, жизнь наладилась. За Витьку только переживала сильно — как он там, почти всегда один? А оказалось — нормально. Ему 12 лет тогда исполнилось. Воды натаскает, снег почистит, к моему приходу еще и ужин приготовит, а вечером еще и меня встречал, зимой — с санками, летом — с тележкой, сумки-то тяжеленные, а оставить негде. Это сейчас павильоны на рынке запираются да охраняются, а тогда — все на горбу. И учился, кстати, хорошо. Видел, что я стараюсь. Я его одела-обула хорошо. Ну, по тем временам. Пуховик, джинсы, свитера приличные. Сейчас этого не понять, а тогда, в начале 90х, когда остальные ходили по деревне в ватниках да дедовых валенках... Но он как-то зависти у других не вызывал — хорошо к нему относились. А потом я видеодвойку купила, да кассет с боевиками. Ну тут уж остальные у нас поселились просто, смотрели целыми вечерами эти боевики. Дома-то черно-белый телевизор, да не у всех работает, а тут — японская техника, невиданная доселе. И сникерсами-жвачками со всеми делился, и списывать давал — ну прям первый парень на деревне. А спокойный! Вот говорят, беспроблемных детей не бывает — ан нет. Бывают. Честное слово, не приукрашиваю! Вот нарочно вспоминаю Витькины недостатки в подростковом возрасте, и никак не вспомню. Аккуратный, трудолюбивый, не отличник, но твердый «хорошист», не выскочка, по дому помогает.
И тут, значит, такое дело, зимой как-то — сижу дома, отдыхаю, Витька с друзьями ушел с горы на санях кататься. Дверь не заперта (как-то не принято в деревне запираться-то, сижу, кино про любовь смотрю.
И тут влетают в комнату три здоровенных амбала, один ко мне подлетел, нож к горлу приставил и орут — А ну, показывай, где деньги!
Я сижу, не жива, не мертва, и понимаю вдруг — не пьяные они, да и без масок. А значит, в живых вряд ли оставят, я же их вижу. А по приметам их живо найдут — поди, не первый раз «на дело» вышли, и явно какие-нибудь знакомые знакомых. Целенаправленно пришли, ко мне. Значит, знают, что деньги есть. И не прячутся от меня. И морды отмороженные, знаешь, бывают такие, лицо вроде человеческое, да не совсем. Этот, с ножом, около меня, двое деньги ищут. А они дома хранятся, где ж им быть, в начале 90х-то. Не в банк же нести - «черный вторник» совсем недавно был, так что... Лежат в тайнике, подоконник поднять — и вот они. Ходят по дому, вещи швыряют, посуду из серванта всю побили, одежду из шкафа выбросили, а этот хмырь руку мне выкручивает и лезвием на шею давит.
Вдруг вижу — тень в окне мелькнула. Витька! Сейчас же зайдет, и его тогда тоже... Крикнуть, что ли, ему, чтоб бежал? А может, сам догадается, вроде заглянул в окно, может, кого на помощь позовет. Да только кого звать? Мужики местные, поди, все пьяные, вечер же, участковый только в райцентре, а до него 7 километров. И еще обратно.
И вдруг — БАБАХ! - прямо над ухом. Этот, с ножом, заваливается на пол, двое других руки подняли и к стеночке жмутся. Что такое? Оборачиваюсь — стоит мой Витька, с двустволкой, затвор передергивает.
-Ну, — говорит, да еще спокойно так — кто следующий? Нет? Не хотите? Значит, так. Сейчас убираете отсюда эту падаль и чтоб духу тут вашего не было. Всем все понятно? Вопросы, пожелания есть? Нет? Все свободны, до свидания.
Дальше — провал. Помню только, как Витька поит меня молоком и успокаивает - «мам, мам, ну все, ушли они, я и комнату уже убрал, не плачь, мам». А я реву сижу, никак не приду в себя.
- Как же ты...
- Так, все. Никак. Проехали
- А ружье-то хоть где взял?
- Да на чердаке валялось. Я его давно нашел, в сараюшке припрятал, нас же на НВП чистить оружие учили, ну вот я его почистил да и зарядил. Видишь, пригодилось. Я как в окно увидел... Да ладно, все, к черту, забыли.
Я все боялась — деревенские-то выстрелы слышали, а ну как кто с расспросами полезет? Нет, обошлось. Деревня все-таки, Сибирь, мало ли, где стреляют. Про нас-то, поди, и не подумали. А утром снег запорошил следы, и стали мы жить, как прежде. Только в дверь замок врезали и стали запираться.
Я сидела, потрясенная.
- И как? Неужели совсем... Без последствий?
-Совсем. Только Витька в тот вечер как-то сразу повзрослел, знаешь. Что-то такое в лице появилось... Даже не знаю, как сказать. Был подростком — стал мужиком. В одночасье. А так — по-прежнему учился, катался с гор, общался с пацанами. Я все боялась, что грабители те вернутся — да нет. Бог миловал.
-А потом?
-А потом — уехал в Новосибирск, поступил там в Школу милиции, сейчас уже служит, капитана недавно дали. Женился, сына вот родили, я вот к ним сейчас и еду, на внука поглядеть. И мы же никогда на эту тему не разговаривали с ним. Будто и не было. Только когда отца моего хоронили, с полгода назад, Витька подвыпил и сказал мне, что часто вспоминает тот случай.
-И знаешь, мам, ведь ни разу не пожалел. И до сих пор понимаю, что повторись та ситуация — сделал бы то же самое. Даже несмотря на погоны. А иначе было никак.
Так и сказал, да.
@темы: под стук колес
-
-
22.05.2012 в 21:03-
-
23.05.2012 в 12:45-
-
24.05.2012 в 00:41-
-
24.05.2012 в 09:29-
-
24.05.2012 в 13:42