Когда я стала кошкой

[madchengretchen]

Он часто снится мне, когда плохо, когда я болтаюсь где-то между мирами, когда Мидгард ускользает из-под ног, Асгард слишком далеко, из Хехьхейма тянет арктической стужей, а я где-то посередине.
Сегодня была как раз такая ночь. Карета с крестиком уехала, так и не обезболив толком, зато от препаратов появилась еще тупая тоска и нежелание двигаться.
Иногда мне кажется, что его вовсе не было, что он приснился мне однажды в таком вот полубреду. А с другой стороны - он был слишком несовершенен для игры воображения, слишком не в моем вкусе, слишком "не такой". Герою грез все же полагается быть красивым (а в моем случае и вовсе - красивой), этакой нордической девой непременно маленького роста, ясноглазой и белокурой, цитирующей Фауста в оригинале и умеющей варить грибной суп. А он...
Вообще, было так. Я в очередной раз отправилась в благословенный Кырск. Что там у них тогда случилось - уже и не упомню. Начальника РУБОП убили, кажется. Или краевой суд подожгли... Не суть, в общем. Кырск конца 90х -начала "нулевых" вообще был богат на события, этакий вечный ньюсмейкер, и даже брутальный генерал, занявший кресло губернатора, порядка не навел. А после и сам...
Да не в том дело. Важно, что сюжет мы отсняли, все нужные синхроны записали, оператор отправился в гостиницу, а я осела на местном ГТРК - чтоб, значит, текст написать и видео по релейке в Москву отправить. Это сейчас все просто - качаешь видеоряд прям из камеры на ноут, да и посылаешь - секунда делов. А тогда...
Часам к трем справилась. Самолет был, кажется, почти в полночь, торчать в гостинице не хотелось, а в получасе ходьбы от местного форпоста четвертой власти располагался очень симпатичный колхозный рынок. Там продавали кедровые орехи по цене семечек и невероятно вкусную рыбу. Чтоб везти ее в Москву - это и думать нечего - не доживет, но зато на ужин можно съесть.
Это только в Сибири так бывает. Когда я выбралась из душного, мерцающего бесконечными экранами режпульта на улицу - стоял относительно ясный сентябрьский день. В джинсах, сапогах, свитере и пальто я чувствовала себя вполне уютно. Шагалось легко, до рынка - рукой подать, после в гостиницу, а там и самолет...
В одну минуту город накрыла сизая туча, поднялся какой-то жуткий ураганный ветер и полил дождь - про такой говорят "тропический ливень". С той только разницей, что ливень в тропиках все-таки теплый, а тут...
Я сразу промокла и замерзла. Насквозь. Вся. Ледяная вода хлюпала в сапогах, джинсы сделались пудовыми и противно налипли на ноги, макияж размазался по коленкам. Да еще и ветер - ледяной, страшный. В Москве такого не бывает - топография не та. А в Кырске - огромная река, по берегам - город, а вдоль города - горы, Саяны, между прочим, не просто так. Аэродинамическая труба, как она есть.
Идти по улице было невозможно - сносило, и я свернула в первый подвернувшийся двор, лелея надежду найти хоть какое-то укрытие. Двери подъездов пятиэтажек щерились домофонами, а желающих выйти в такую погоду прогуляться что-то не наблюдалось - нема дурных. Зато в паре десятков метров стояли двухэтажные деревянные бараки - поди-ка, центр города, казалось бы, а вот. Доковыляла до барака, подъезд там никто и не думал снабжать домофоном - дверь была нараспашку. Плюхнулась прямо на выщербленные, потраченные древоедом ступени - уф. Ну хоть не дует. Отчаянно воняющее кошками нутро подъезда не грело, но зато и не продувало больше, а это уже плюс, как ни крути.
Попыталась связаться с оператором - ну пусть хоть такси мне вызовет, что ли, я ж до дороги не добреду, сдует же. Оказалось, мобильник, нахлебавшись воды, умер и реанимации не подлежит. Постучалась в какую-то квартиру, услышала всем известное направление, по которому мне предлагалось пойти. Звонить в другие двери не отважилась. Да и откуда тут телефоны - барак же. А мобильные в 2001 году далеко не у всех были, да. Вот у жильцов этого дома - точно нет, и думать нечего.
Дождь лил, ветер завывал в побитых окнах, подо мной натекла приличная такая лужа, ноги замерзли так, что пальцы не шевелились, да и не чувствовала я их. Кажется, временами я выпадала из бытия, во всяком случае, в какой-то момент стало казаться, что я себе снюсь. Что на самом деле нет никакой Москвы, телевидения, самолетов, и вообще, никакой другой жизни, а есть только вот этот вонючий подъезд и я в нем, и так было всегда и будет еще, во всяком случае, очень долго.
-Ты чего тут? - да, я все-таки "выпала", потому что, услышав голос, с усилием открыла глаза - это помню. Дальше - опять провал, какие-то отрывки и обрывков - он моет меня в ванной, потом кормит бульоном, таким, из кубиков, накрошив туда чеснока и насыпав красного перца. На мне большой махровый халат и теплые тапки, я послушно глотаю бульон, пытаясь сообразить - а кто это, собственно? И почему я здесь? С какой стати этот незнакомый огромный мужик меня раздел, усадил в ванну, а теперь вот кормить пытается?
Наверное, думы все же отразились во взгляде, потому что он принялся меня успокаивать
-Не бойся ты, ешь, не переживай. Солдат ребенка не обидит.
Кто солдат? Он? А ребенок? А ребенок... Это...
Дальше - провал.
-Малыш, прости, я вызвал врачей, тебе совсем плохо
-Говорить можете?
-Где прописана?
-Галушкина..
-Это где ж такая?
-В Москве
-Да, она из Москвы, журналистка!
--И полис московский?
-Адреналин, адреналин под язык!
-Вы врач?
-Да, вот диплом, смотрите, адреналин, ей же плохо совсем!
-В больницу поедете?
-Мне лететь...Домой... Сегодня...Лететь...
Я порываюсь встать. Меня не пускают. В руке, в вене - капельница
-Лететь.. Домой... Надо...
-Реланиума ей, пусть поспит
-Лететь...

-Ну, ты как? Живая? - я попыталась сфокусировать взгляд. У него, оказывается, очень светлые глаза и смуглая кожа, странно, право. Кто он хоть? А я? В голове по кусочкам выстраивались анкетные данные — ну хоть не амнезия, и то хорошо.
-Ну ты даешь, однако! Думал — все. Пульс упал в ноль, благо, «Скорая» быстро приехала, а то б.. Ты извини, я документы из сумки вытащил — на Скорой потребовали, а ты без сознания. Да не переживай — все на место сложил, что ты. Чаю хочешь? Да хочешь, чего я спрашиваю-то, двое суток на капельницах — это ж не шутка. Извини, в больницу не пустил — наша «инфекционка» - дыра страшная, а я врач все-таки, хоть и не практикую, да помню кое-что. Да не переживай — позвонил я тебе на работу, позвонил, они там переполошились страшно, особенно этот, как его, Балаганов, что ли. Сказал, чтоб позвонила, как сможешь. Да ты лежи, он же сам сказал «как сможешь», а ты же не можешь еще. Гена меня зовут, и живу я здесь, нет, не один — с мамой. Мама у меня хорошая, тоже врач кстати, она тебе супчика, между прочим, сварила, потом подогрею. И не бойся ничего — лежи, все хорошо будет, ты просто сильно замерзла и простыла, да все пройдет, и домой уедешь, только не сейчас, чуть позже. Балаганов, или как его там, сказал, что вышлет денег на билет, как оклемаешься. Так что лежи спокойно.
Я молчала. Я точно знаю — я молчала, и говорить не могла — горло болело страшно, голос «сел». А он просто отвечал на мои безмолвные вопросы, странно, словно читая мои мысли, Словно зная, что именно я хочу спросить.
Мне бы рваться домой, в Москву. Там работа, друзья, дети... А я как будто оцепенела — лежала, слушала его, пила чай — крепкий, черный, вслушивалась в тишину — а там было как-то неимоверно тихо, так только зимой в деревне бывает, да еще на кладбище, наверное.
Мы очень много разговаривали — обо всем и ни о чем, и мне было как-то удивительно, как-то небывало спокойно.
-А жены у меня нет. Была, давно уже — ушла. Встречался какое-то время с женщиной, но я ее вчера выгнал. Она хотела, чтобы я отправил тебя в больницу, так и сказала - «или я, или она», ну я и выбрал.
-С ума сошел? Я же не останусь, да ты и сам знаешь, у меня же работа, и вообще другая жизнь, совсем другая, и не здесь даже.
-Да знаю я. Тебя у меня никогда не будет, да и сейчас нет. Мы из разных миров практически. Но, черт возьми, я не знаю, как это объяснить. Ты ПРОСТО ЕСТЬ, здесь и сейчас — просто есть, живая, что уже хорошо, настоящая, а вот дальше — да черт с ним. День, два, ну неделю — и ты уедешь. Но это будет уже совсем другая история, понимаешь?
-Ты знаешь, я ощущаю себя кошкой. Которую подобрали в подъезде, отмыли, накормили...
-А ты и есть кошка. Да, отмыли, накормили, вылечили, а вот держать не станут — не смогут потому что. Да и ни к чему это. Ты же кошка и это, в общем, правильно. Кстати, видишь часы? Да-да, вот эти, на стенке. Они остановились в ту минуту, как ты появилась здесь. Странно, да? Много лет шли, и вот... Батарейку поменял — без толку. Так что уйдешь ты спокойно по своим кошачьим делам, как только сможешь, да и мне на работу скоро, я вот отгулов набрал, потому и сижу с тобой. А то ты же ненадолго здесь.
-А ты врач?
-По диплому — да. Но не работаю. Я, знаешь ли, после института в Афган пошел. Думал — врачом, ага. Ты про Ферганскую долину что-нибудь слышала?
-Ну, в общих чертах...
-Ну вот. А нас туда бросили. И мы тот ров, с трупами, разбирали. На жаре. Да тебе лучше не знать этого. Ну я, в общем, и сломался тогда. Из Афгана многие калеками возвращались. Но, знаешь, лучше бы мне руку оторвало, что ли, или там контузило — не страшно. А так...
Ну и какой из меня врач после этого? То-то же. В охране работаю, благо, рожа от природы досталась страшная.
Я уже выздоровела, и уже можно было ехать, более того — нужно было, а я все сидела в кровати, завернувшись в одеяло и потягивая из кружки чай. На улице светлело, смеркалось, темнело, снова светлело — сколько раз? - да кто бы считал. Вокруг была какая-то другая реальность, где не надо никуда ехать, где не звонит по утрам будильник, где нет командировок, съемок, пресс-служб, стенд-апов и режиссеров, где можно вот так вот сесть и сидеть, вяло думая - «да, пора ехать. Надо».
Может быть, сказалась усталость, дети, институт, работа, порой физически тяжелая, командировки.
А может... А может, и не было ничего — приснилось. Мало ли.
Он сажал меня в поезд. (Жмотливое руководство решило сэкономить)
-Мы больше не увидимся. Грустно...
-Ну что ты, я ж часто здесь бываю, это мое направление, вот увидишь — месяц, ну два, и я приеду
-Приедешь. Но ко мне не зайдешь — я точно знаю.
-Почему?
-А зачем? Вот увидишь...
Так и вышло. Командировок было — хоть отбавляй, но я боялась. Боялась снова выпасть из реальности, из сумасшедшего ритма, снова сесть на кровать с чашкой чая и слушать, слушать, наблюдая, как на улице темнеет-светлеет-снова темнеет и так много раз. Неправильно это. Не сейчас, во всяком случае. И потом, что я ему скажу? Зачем пришла? Чего хочу?
А когда спустя несколько лет я все-таки решилась его навестить — выяснилось, что дом снесли. Не было ничего на том месте, пустырь и на нем — строительный вагончик. А может, там так и было всегда...